6 Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны

Развитие крупнейших российских банков

1.

Начну с двух самых крупных на исходный момент рассматри­ваемого периода российских банков — Петербургского Междуна­родного и Русского для Внешней торговли. Объединить их в один раздел побудило меня то прискорбное обстоятельство, что эти банки, игравшие очень большую роль в экономической жизни России, оказались крайне слабо представлены в дошедших до нас источниках. Хранящаяся в ЦГИА СССР уцелевшая часть архива Петербургского Международного банка ограничена по времени происхождения большей части составляющих ее документов 80— 90-ми годами XIX века. В ней почти не отражена последующая деятельность банка. До нас дошли лишь годовые отчеты и списки акционеров на начало XX века.

Отчеты банка свидетельствуют о бурном росте его ресурсов и активных операций6. К 1908 г. акционерный капитал Петербург­ского Международного банка составлял 24 млн. руб. В годы эко­номического подъема он трижды увеличивался: в 1909 г. до 30 млн. руб., в 1911 г. — до 48 млн. руб., и в 1914 г. — до 60 млн. рубл. За то же время запасный капитал банка возрос с 12 до 30 млн. руб.

Еще более значительным был рост вкладов и текущих счетов. Их общая сумма увеличилась с 83,1 млн/ руб. на 31 декабря 1908 г. — до 264,8 млн. руб. на 31 декабря 1913 г., т.е. более чем в три раза.

За пятилетие 1909—1913 гг. Петербургский Международный банк получил более 30 млн. руб. прибыли. Но за то же время спи­сания банка по сомнительным долгам, имевшие целью ликвиди­ровать последствия пережитых им затруднений, составили около 13 млн. руб.

Известны старые связи Петербургского Международного банка с немецкими банками — Дисконте-Гезельшафт и Банк фюр Хан-дель унд Индустри. Увеличение его капитала в 1909 г. было осу­ществлено консорциумом во главе именно с этими банками. Они же при участии банкирских домов Блейхредера, Мендельсона и Гарди составили консорциум, гарантировавший размещение двух следующих выпусков акций Петербургского Международного банка7.

Отложившиеся в фонде Петербургского Международного банка в ЦГИА СССР официальные списки лиц, представлявших акции для участия в общих собраниях акционеров, не дают воз­можности составить сколько-нибудь ясное представление о тех силах, которые контролировали банк. Во-первых, потому что к собраниям акционеров представлялась обычно меньшая часть вы­пущенных банком акций8. Во-вторых, в упомянутых списках на­

165

ряду с членами Совета, правления и служащими дирекции банка, а также некоторыми известными нам по справочникам банков­скими и промышленными деятелями, мы видим иногда сотни фа­милий, которые ни в каких справочниках не значатся. Они могут быть и действительными акционерами банка и подставными его лицами, между которыми накануне собрания дирекция распреде­ляла имевшиеся в ее распоряжении акции, чтобы иметь достаточ­ное число голосов.

К счастью, среди архивных материалов наряду с официальны­ми списками акционеров сохранилось несколько черновых спис­ков, на которых сотрудники банка делали пометы, раскрывающие происхождение представленных акций. Такие списки есть за 1908, 1911, 1913 годы9. Их анализ показывает, что 20—30% представля­емых к собраниям акций до этого находились в фондовой кладо­вой, депо корреспондентов или директорской кассе банка, а также в его отделениях в Москве и Киеве. Большая часть этих акций представлялась по доверенности членами правления и слу­жащими банка или лицами явно близкими к ним.

На собраниях были представлены также другие банки и бан­кирские дома, причем некоторые из них по доверенностям, вы­данным дирекцией Петербургского Международного банка. Так поступили в связи с собранием 26 марта 1908 г. Парижско-Нидер-ландский банк (1.376 акций), Парижское отделение Русско-Ки­тайского банка (1.298 акций), Блейхредер (150 акций), Дисконто-Гезелылафт (1.434 акций).

Состав акционеров и картина распределения акций на собра­ниях 26 марта 1908 г. и 26 марта 1911 г. очень похожи. От них отличается вторичное чрезвычайное общее собрание 13 ноября 1913 г., состоявшееся для решения вопроса об очередном увели­чении капитала Парижского Международного банка. К этому вре­мени общее число акций, выпущенных банком, возросло до 192 тыс. К собранию были представлены 72.751 акций, которые распределялись таким образом, что давали право на 471 голос. В числе акционеров на этот раз было несколько меньше, чем обыч­но видимых представителей правления и дирекции Петербургско­го Международного банка. Им принадлежало немногим более 12% акций — около 23% голосов. Зато Дисконто-Гезельшафт явно решил продемонстрировать свою силу. Кроме того, что он сам представил пакет в 3.802 акции, еще 30 акционеров вручили удос­товерение на различное число акций, хранящихся в его депо, в общей сложности на 9.846 акций. В результате Дисконто-Гезель­шафт и его уполномоченные получили 28% голосов. Кроме того около 20% акций оказалось за партнерами Дисконто-Гезельшафт по размещению акций Петербургского Международного банка на германском рынке — банками Мендельсона и Блейхредера. Но они представили свои акции пятью крупными пакетами и потому получили лишь 5% голосов.

166

Последнее обстоятельство показывает, что Дисконто-Гезель­шафт не стремился действовать в данном случае вопреки правле­нию и дирекции Петербургского Международного банка. Скорее наоборот, они действовали в тесном согласии. Поскольку за ними оказалось твердое большинство, партнерам Дисконто-Гезельшафт не нужно было заботиться о том, чтобы получить за их акции мак­симальное количество голосов. Вероятно, в связи с предстоящим решением вопроса об увеличении акционерного капитала банка и предоставлении размещения нового выпуска акций консорциумом во главе с Дисконто-Гезельшафт, руководители Петербургского Международного банка и Дисконто-Гезельшафт решили исклю­чить возможность проявления на собрании каких-либо оппозици­онных сил. Поэтому Дисконто-Гезельшафт пришел на помощь ру­ководителям Петербургского Международного банка, мобилизовав акции, размещенные среди своей клиентуры.

Расстановка сил, сложившаяся на собрании 13 ноября 1913 г., свидетельствует о том, что у Дисконто-Гезельшафт и его партне­ров была возможность осуществлять контроль за деятельностью Петербургского Международного банка. Почему же исследователи, занимавшиеся изучением деятельности Петербургского Междуна­родного банка, не смогли обнаружить проявления такого контро­ля? Этот вопрос все еще требует своего решения. Высказанные в литературе суждения носят по преимуществу гипотетический ха­рактер.

Отчеты Петербургского Международного банка, характеризую­щие основные направления его деятельности, свидетельствуют о том, что он представлял собой типичный для России начала XX в. универсальный банк. Важнейшими его активными операциями были учет векселей и кредитование товарооборота в форме предо­ставления ссуд под залог товаров или торговых обязательств, а также операции с ценными бумагами.

Учет векселей был, пожалуй, самой крупной статьей актива банка и весьма доходной. С 31 декабря 1908 г. по 31 декабря 1913 г. объем учета векселей возрос более чем вдвое, а прибыль, получаемая от учетной операции, — втрое. Однако ее удельный вес среди активных операций банка за пятилетие несколько сокра­тился с 23 до 20%. Характерной чертой этой операции было то, что она осуществлялась преимущественно отделениями банка, причем доля отделений за 1908—1913 гг. увеличилась с 64 до 79%, а удельный вес отделений в сумме полученной при осуществлении учетной операции прибыли возросли с 63 до 89%.

Важнейшими формами осуществления товарно-ссудных и фон­довых операций были онкольные ссуды и корреспондентские счета. Эти операции также развивались чрезвычайно высокими темпами, особенно операция с ценными бумагами в форме он­кольных ссуд, прибыль от которой возрастала даже быстрее, чем от учетной операции. В результате в 1913 г. они примерно урав­нялись!0. Рост онкольных ссуд под негарантированные бумаги, а

167

также корреспондентских счетов, обеспеченных негарантирован­ными бумагами, свидетельствовал об активном финансировании банком акционерных компаний. Однако изучение этого вопроса крайне осложняется, вследствие отмечавшейся уже утраты дело­производственных материалов Петербургского Международного банка за интересующий нас период. К началу 900-х годов, судя по различным данным, Петербургский Международный банк был за­интересован более чем в 20 промышленных компаниях. По мень­шей мере 6 из них контролировались банком. Это были: Русское общество машиностроительных заводов Гартмана, Никополь-Ма­риупольское горно-металлургическое общество, Российское золо­топромышленное общество, Биби-Эйбадское нефтяное общество, Московское стеклопромышленное общество, Товарищество Ре-вельского спиртоочистительного завода. Относительно десяти ком­паний имеются данные об их личной унии с банком и его участии в них (Общество Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода, Общество Путиловских заводов, Общест­во Александровского сталелитейного завода, Урало-Волжское ме­таллургическое общество, Общество «Сталь», Общество Тульских меднопрокатных и патронных заводов, Общество русских электро­технических заводов «Сименс и Гальске», Русское общество УНИОН, Общество «Электрическая сила», Общество «Мазут»). В 7-ми компаниях банк, судя по архивным материалам, имел раз­личные участия (Общество «Кудако», Балаханское общество, Об­щество «Манташев и К0», Русское нефтепромышленное общество, Жилловское каменноугольное общество, Общество Болшевской мануфактуры, Общество Жирардовской мануфактуры «Жиль и Дитрих»)11.

Не все из этих предприятий пережили кризис. Были ликвиди­рованы Общества «Сталь», УНИОН, Кудако, Александровского сталелитейного завода, Балаханское, Урало-Волжское. Но большая их часть продолжала действовать. Сохранил ли банк свою заинте­ресованность в них? Единственную возможность, которая позво­ляет с достаточной вероятностью ответить на этот вопрос и вы­явить новые связи банка, открывает исследование его личных уний. Присутствие в правлении общества представителей банка — членов его правления или высших служащих — является, как пра­вило, верным признаком участия последнего12.

Личные унии Петербургского Международного банка на нача­ло 1914 г. показывают, что у него сохранялась заинтересованность в обществах заводов Гартмана, Никополь-Мариупольском, Рос­сийском золотопромышленном, Биби-Эйбатском, Тульском мед­нопрокатном и патронном, «Сименс и Гальске», «Манташев и К0», Жилловском. Вместе с тем, они сигнализируют о новых участи­ях—в обществах Коломенских заводов, «Сормово», Русских ар­тиллерийских заводов, «Шестерня Цитроен», «Эмба-Каспий», Все­общей компании электричества (поглотившей в 1905 г. общество УНИОН), Электрического освещения 1886 г., «Монголор», быв­

168

ший Иваницких, Мариинских золотых приисков, «Электрическая сила», Кузнецких каменноугольных копей, Бакинском нефтепро­мышленном. Кроме того, через членов Совета и лиц, относитель­но которых документально установлено, что они представляли ин­тересы Петербургского Международного банка, он был связан еще с рядом промышленных обществ — Николаевских судостроитель­ных заводов, Русских судостроительных заводов, Русским парово­зостроительным и механическим, Русско-Бельгийским, «Работ­ник», Путиловских заводов, Верхневолжских заводов, Франко-Рус­ских заводов, Беккер и К°, бр. Нобель, Северным стеклопромыш-ленным и др.13. Однако характер этих связей требует дополнитель­ного изучения.

Кроме того, личные унии Петербургского Международного банка указывают на его участия в Полтавском земельном банке, двух страховых компаниях — страховом Обществе «Россия» и Пе­тербургском Обществе страхования, а также в четырех железнодо­рожных обществах: Московско-Виндаво-Рыбинской, Кольчугин-ской, Подольской и Черноморской железных дорог14.

Особо нужно отметить представительство Петербургского Международного банка в правлениях двух учрежденных в Лондоне компаний: Лена-Голдфилдс и Рашен Дженерал Ойл Корпорейшен, о которых речь будет идти в дальнейшем.

В качестве дополнительного источника сведений для проверки или уточнения выводов об участиях Петербургского Международ­ного банка, сделанных на основе анализа его личных уний, могут быть использованы данные о принадлежащих банку ценных бума­гах, содержащиеся в годовых отчетах. Следует, однако, иметь в виду, что сам по себе факт наличия или отсутствия в портфеле банка акций или облигаций какого-либо общества не является безусловным подтверждением или, наоборот, опровержением ин­тереса банка к данному обществу. Приобретение банком диви-дентных или процентных бумаг акционерных предприятий может быть обусловлено спекулятивными целями или носить случайный эпизодический характер. В то же время банки имели немало воз­можностей контролировать акционерные предприятия и не держа в своих портфелях их бумаг.

Что касается находившихся в портфеле Петербургского Меж­дународного банка в 1908—1913 гг. промышленных ценностей, то это были, как правило, акции и облигации упомянутых выше об­ществ, связанных с банком личными униями. Исключение состав­ляли появившиеся в 1911—1913 гг. в его отделениях пакеты акций Московского вагонного завода и Федоровских сахарных заводов. Среди ипотечных ценностей мы видим закладные листы не только упомянутого выше Полтавского банка, но и ряда других. Заклад­ные листы Полтавского банка постоянно присутствовали в порт­феле Петербургского Международного банка (стоимость их, силь­но колеблясь, составляла в среднем в год 725 тыс. руб.). Вместе с тем в 1909 г. Петербургский Международный банк владел заклад­

169

ными листами Московского земельного банка (в среднем в год на сумму 800 тыс. руб.), Бессарабско-Таврического (400 тыс. руб.), а с 1910 г. — Донского земельного банка (1500—800 тыс. руб.)15. Из двух страховых обществ, с которыми Петербургский Международ­ный банк имел личные унии, в его фондовом портфеле оказалось представленным одно — «Россия», причем только с 1911 г., и к тому же небольшим пакетом акций (в среднем в год 185 тыс. руб.).

Наконец, в портфеле Петербургского Международного банка наряду с облигациями и акциями упомянутого выше Общества Московского Виндаво-Рыбинской железной дороги, постоянно находились с 1908 г. крупные пакеты ценностей обществ Юго-Восточной, Рязано-Уральской, Московско-Киево-Воронежской железных дорог, с 1909 г. — Общества Владикавказской железной дороги, и с 1911 г. — Первого общества подъездных путей. Обще­ства Северо-Донецкой и Подольской железных дорог были пред­ставлены там небольшим пакетом акций. Первого — с 1909 г., а второго — только с 1912 года. 16

Таким образом, подтверждая в основном картину участий Пе­тербургского Международного банка, выявляемую его личными униями, данные о состоянии фондового портфеля банка сигнали­зируют о возможности существования у него более широких свя­зей с железнодорожными обществами.

* * *

Русский для внешней торговли банк — самый загадочный из петербургских коммерческих банков. В его фонде в ЦГИА СССР не сохранились даже годовые отчеты. Если эта потеря восполнима, то отсутствие списков акционеров, протоколов заседаний Совета и правления, а также почти полная утрата деловой корреспонден­ции дирекции банка крайне затрудняют выяснение его лица и на­правлений деятельности.

К началу предвоенного экономического подъема акционерный капитал Русского для внешней торговли банка составлял 30 млн. руб. В 1909—1914 гг. он трижды увеличивался, в общей сложности на 30 млн. руб. И в итоге составил к августу 1914 г. 60 млн. руб., т.е. столько же, сколько и акционерный капитал Петербургского Международного банка.

Но, как показывают отчеты Русского для внешней торговли банка за 1909—1913 гг.17, несмотря на значительный рост опера­ций с ценными бумагами, все же преобладающее значение в его активных операциях сохраняли вексельные и подтоварные креди­ты. Указывая на ту особенность Русского для внешней торговли банка, И.Ф.Гиндин писал: «От других крупнейших русских банков он несколько отличался относительно менее активным финанси­рованием промышленности»18.

Так же как и Петербургский Международный, Русский для внешней торговли банк был основан при участии германских бан­

170

ков и, по всей видимости, сохранял с ним тесные связи. Все три предвоенных выпуска акций были гарантированы банковским консорциумом во главе с Дойчебанком19. Согласно использован­ным С.Рониным материалам кредитной канцелярии Министерства финансов России, а также российской прессы, около половины новых акций Русского для внешней торговли банка было разме­щено «за границей, почти исключительно в Германии». Так же как и П.В.Оль, С.Ронин полагал, что в целом «доля германского ка­питала в этом банке составляла не менее 40%»20.

Дальше таких явно предположительных оценок исследователям до сих пор продвинуться не удалось. Конкретный характер отно­шений Русского для внешней торговли банка с Дойчебанком и другими германскими кредитными учреждениями продолжает ос­таваться не ясным.

То же следует сказать и относительно деятельности Русского для внешней торговли банка. И.Ф.Гиндин в свое время отмечал, что «вопреки своему названию банк не являлся специализирован­ным в области кредитования внешней торговли»21. Вероятно, так оно и было. Однако приведенное умозаключение исчерпывает то, что содержится в литературе о деятельности Русского для внешней торговли банка в области торговли как внешней, так и внутрен­ней. Между тем, именно кредитование торговли представляло собой, по общему признанию, главную сферу деятельности этого банка.

Отрывочные данные, содержащиеся в литературе и источниках, позволяют предполагать, что накануне Первой мировой войны Русский для внешней торговли банк играл важную роль в торговле хлебом и хлопком22. Обращает на себя внимание в этой связи и сотрудничество банка с фирмой Вогау23.

Дошедшие до нас остатки архива Русского для внешней тор­говли банка в большей мере освещают отношения его с промыш­ленностью. В финансировании промышленного роста в конце 1911 г. он явно отставал от других крупнейших банков. Судя по личным униям Русского для внешней торговли банка с промыш­ленными предприятиями к началу 900-х годов его участия в них носили преимущественно «компанейский» характер, т.е. он высту­пал, как правило, в качестве компаньона каких-либо других бан­ков, которым принадлежала главная роль в финансировании этих предприятий24. Сохранившиеся в фонде Русского для внешней торговли банка в ЦГИА СССР книги синдикатских участий сви­детельствуют о том, что к интересующему нас времени по мень­шей мере в одной отрасли российской промышленности банк, действуя как и раньше в сотрудничестве с другими кредитными учреждениями, занял ведущие позиции, это было сахаро-рафинад-ное производство. Интерес Русского для внешней торговли банка к этой отрасли отмечался еще в дореволюционной литературе. На него обращал внимание еще в 20-е годы И.Ф.Гиндин. По его под­счетам группа Русского для внешней торговли банка к 1915 г. со­

171

средоточила около 30% общероссийского производства рафина­да25. Судя по архивным материалам, Русский для внешней торгов­ли банк играл активную роль во вторжении российских банков в сахарную промышленность. Он возглавил, в частности, операцию в 1912—1913 гг. по установлению российскими банками контроля за «делом Бродского».

И все же, как показывают книги синдикатских участий Русско­го для внешней торговли банка, он предпочитал быть участником операций с ценными бумагами промышленных предприятий, а не брать на себя руководство ими. Он руководил всего лишь несколь­кими синдикатами по размещению новых акций таких предпри­ятий, а также по покупке для продажи старых, и довольно боль­шого числа синдикатов, об участии в которых в 1912—1914 гг. со­держат сведения его архивные документы26.

Два из них указывают на его заинтересованность в обществах вагоностроительных и механического заводов «Феникс», двух об­ществах — по покупке и продаже акций Общества Белорецких же­лезоделательных заводов и Товарищества Московского металли­ческого завода, свидетельствуя об участии Русского для внешней торговли банка в этих предприятиях, контролировавшихся концер­ном Вогау и К0, говорят об отношениях сотрудничества между банком и концерном. Синдикатские книги банка подтверждают также известные в литературе факты его участия в учреждении в Англии в 1912—1913 гг. Рашен Дженерал Ойл Корпорейшен и Рашен Тобако Компани27.

Личные унии Русского для внешней торговли банка выявляют также его связи с Товариществом «Сормово», Товариществом пе­тербургского вагоностроительного завода, Петербургским общест­вом кожевенного производства. Вместе с тем, они указывают на заинтересованность банка в Бессарабско-Таврическом земельном банке, страховом обществе «Русский Лойд», Русском пароходном обществе Котлас-Архангельск-Мурманск28.

Через своего председателя Совета В.И.Тимирязева банк был связан с английскими компаниями Рашен Майнинг Корпорейшен и Лена-Голдфилдс, в которых он возглавлял правления29.

Наконец, содержащиеся в портфеле Русского для внешней тор­говли банка крупные пакеты ценностей обществ Троицкой, Рос-тово-Владикавказской, Московско-Киево-Воронежской, Подо­льской железных дорог, Киевского земельного и Бессарабско-Тав­рического земельного банков, Первого Российского страхового об­щества, также должны быть приняты во внимание при анализе его деятельности.

С архивом Азовско-Донского банка нам повезло больше. Хра­нящийся в настоящее время в ЦГИА СССР его архивный фонд содержит за интересующее нас время все обязательные компонен­ты делопроизводственной документации правления: дела общих собраний акционеров (с годовыми отчетами и докладами правле­ния, списками акционеров, протоколами собраний), журналы за­

172

седаний совета и правления, материалы по операциям, бухгалтер­ские документы, материалы о деятельности отделений. Особый интерес представляет в этом фонде довольно необычный комплекс документов, не имеющий аналогов в архивных фондах других бан­ков, — коллекция писем, адресованных председателю правления банка Б.А.Каменке, с пресс-копиями его ответов на них. Среди содержащихся там документов, сгруппированных по корреспон­дентскому признаку, мы видим просьбы дальних родственников о поддержке или материальной помощи, прошения служащих банка, донесения директоров его отделений, письма руководителей рос­сийских и иностранных банков, крупных промышленных и торго­вых деятелей30. Разумеется, в фонде Азовско-Донского банка есть немало пробелов. Некоторые из них бросаются в глаза. Так в упо­мянутой коллекции писем к Каменке только за 1910 г. представ­лены все корреспонденты от «А» до «Я». За другие годы отдельные части переписки утрачены. Досадные лакуны есть и среди матери­алов по операциям банка. Тем не менее этот фонд в общей слож­ности содержит чрезвычайно богатую документацию.

Его первым исследователем был еще в 20-е годы И.Ф.Гиндин. Опубликованные им, в упоминавшейся уже книге «Банки и про­мышленность в России», результаты исследования операций Азов­ско-Донского банка по финансированию промышленности, пред­ставляющие собой образец анализа банковской бухгалтерской до­кументации, в сущности исчерпали эту тему и мне остается лишь воспользоваться ими.

Но прежде нужно коротко охарактеризовать Азовско-Донской банк в целом. В отличие от предыдущих двух банков, действовав­ших со дня их основания в столице, этот банк, основанный в 1871 г. в Таганроге, развивался на провинциальной почве. Только в 1903 г. он перенес свое правление в Петербург. По показателям своих капиталов Азовско-Донской банк уступал в это время ряду Петербургских банков, но в отличие от них, он не испытал боль­ших затруднений в связи с кризисом. К 1909 г. его собственные капиталы приблизились к сумме крупнейшего тогда Петербургско­го Международного банка (20 млн. руб. акционерного и 12,2 млн. руб. запасных капиталов). А по вкладам и текущим счетам Азовско-Донской банк оказался даже впереди (84,1 млн. руб.)31.

За интересующее нас пятилетие акционерный капитал Азов­ско-Донского банка достиг 50 млн. руб., а вклады и текущие счета — 211,6 млн. руб. Более чем в полтора раза увеличился объем учетно-ссудных операций. По своей структуре они мало от­личались от аналогичных операций Петербургского Международ­ного банка. Основное отличие сводилось к тому, что удельный вес вексельного кредита и ссуд под товары Азовско-Донского банка был выше, чем у Петербургского Международного банка, а ссуд под ценные бумаги — соответственно ниже. Азовско-Донской банк отставал и в отношении роста корреспондентских счетов «лоро», что является признаком меньшего размаха синдикатских

173

операций32. В итоге Азовско-Донской банк несколько меньше, чем Петербургский Международный занимался финансированием промышленности и больше — кредитованием торговли.

Весьма сложным является вопрос об источниках акционерного капитала Азовско-Донского банка. В 1908—1913 гг. этот банк че­тырежды осуществлял выпуски своих акций при помощи француз­ских банков Комтуар Насиональ де'Есконт и Сосьете Марсеез де Креди эндюстриель е коммерсьяль е де депо33. Ас 1911 г. его акции были введены в официальную котировку на Парижскую биржу. Естественно поэтому предположить, что во Францию была размещена значительная часть его акционерного капитала. По расчетам П.В.Оля французское участие составляло на 1915 г. 10 млн^ руб.34. С.Ронин, изучавший по этому вопросу материалы Кредитной канцелярии Министерства финансов России, пришел к выводу, что сумма французских инвестиций в Азовско-Донской банк должна быть не менее 12,5 млн. руб.35. Как показали обна­руженные мною материалы проведенной во Франции в 1919 г. ре­гистрации российских ценных бумаг, там оказалось акций Азов­ско-Донского банка на сумму (по их номинальной стоимости) в 19,5 млн. руб.36.

Акции Азовско-Донского банка были размещены и в Герма­нии. С 1910 г. они котировались на Берлинской бирже. Их введе­нию способствовали Банк фюр Хандель унд Индустри, Берлинер Хандель-Гезельшафт и Дойче Банк. Но, по мнению Ронина, «ус­тановить хотя бы с некоторой вероятностью долю германского участия в основном капитале банка по имеющимся у нас данным представляется совершенно невозможным. Одно лишь можно ска­зать с уверенностью, что доля германского капитала в этом банке была ниже французской»37.

Сохранившиеся в архивном фонде Азовско-Донского банка списки участников ежегодных общих собраний его акционеров, причем в том варианте для внутреннего пользования, о котором речь шла выше38, позволяют попытаться рассмотреть вопрос о том, кто контролировал положение на этих собраниях. На собра­ния акционеров Азовско-Донского банка являлось еще меньшее число участников, чем на собрания Петербургского Международ­ного банка. Участники этих собраний, состав которых был очень стабилен, не могли представить даже 1/5 акционерного капитала банка, поэтому в объявлениях о созыве их заранее указывалась дата «вторичного» собрания на случай, если к «первичному» не будет представлено необходимое число акций39.

Анализ состава участников собраний акционеров Азовско-Дон-кого банка за 1909—1914 гг. показывает, что подавляющее боль­шинство акций и голосов на этих собраниях имели члены Совета, правления и ревизионной комиссии банка. «Посторонних» акцио­неров, т.е. не входивших в состав руководящих органов банка, с крупными пакетами акций было немного. На собрании 8 апреля 1909 г. таковым был, в частности, Э.Ландсгоф, представлявший

174

Банк фюр Хандел унд Индустри. С 1912 г..он стал постоянным участником собрания акционеров Азовско-Донского банка, имея крупный пакет акций, имевший право на 5 голосов. Что касается других иностранных банков — Комтуар Насиональ, Сосьете Мар-сеез и Берлинер Хандель Гезельшафт, то владельцы хранящихся у них акций Азовско-Донского банка обычно присылали свои дове­ренности его дирекции. Впрочем, на собрании 27 марта 1914 г. большая часть акций, на которые выдал удостоверения Банк фюр Хандел унд Индустри, были представлены не Э.Ландсгофом, а БА.Каменкой. Это явно говорило об отсутствии у Банка фюр Хандель унд Индустри каких-либо агрессивных намерений40. Со­здается впечатление, что иностранные банки либо не имели воз­можности, либо не считали нужным диктовать свою волю собра­ниям акционеров Азовско-Донского банка.

Избрание О.Верта в 1911 г. в состав правления Азовско-Дон­ского банка несомненно могло быть связано с размещением бан­ком своих акций за границей. Верт до этого занимал должность директора Северного банка, где являлся представителем Генераль­ного Общества. Возможно теперь в правлении Азовско-Донского банка он представлял интересы какого-либо другого иностранного банка. Но какого? Однако совсем не исключено, что он был взят на службу в Азовско-Донской банк и как опытный специалист.

Что касается французских представителей в руководящих орга­низациях Азовско-Донского банка, то этот вопрос вполне прояс­няет переписка между Министерством иностранных дел и Минис­терством финансов Франции, возникшая в связи с допуском оче­редной партии акций банка на Парижскую биржу в 1913 г. Отве­чая министру иностранных дел, выразившему положение, чтобы Азовско-Донскому банку было предложено»предоставить француз­скому элементу более значительное место в наблюдательном сове­те», министр финансов объяснял, что в Совете Азовско-Донского банка уже есть два представителя французских деловых кругов М.Леграв и Р.Мишон, бывший французский консул в России, но, что он все же довел до сведения французского банка, взявшего на себя посредничество за выпуск на Парижскую биржу акций Азов­ско-Донского банка, пожелание иметь в будущем в Совете послед­него «третье место для французского элемента»41.

Как видно из находящегося в архиве Министерства финансов Франции письма упомянутого выше Леграва признал, что он был введен в состав совета Азовско-Донского банка «в обмен на до­пуск на Парижскую биржу в июне 1912 г. всех существующих 160 тыс. акций». Что касается Мишона, то он был избран в Совет Азовско-Донского банка по инициативе самого его руководителя Б.А.Каменки. Министерство финансов Франции никогда не ста­вило вопроса о введении второго французского представителя в Совет Азовско-Донского банка. Разрешение допустить к котировке новую партию акций Азовско-Донского банка, указывал Леграв, не может быть связано с введением в Совет еще одного француза,

175

так как эта партия представляла собой лишь часть упомянутых 160 тыс. акций. Сообщая мнение Базена по этому поводу, Леграв писал: «Господин Базен, который прекрасно знает русские финан­совые круги, полагает, что в данный момент совершенно невоз­можно требовать еще одного места в совете и придерживается мнения, что подобное предложение произведет отрицательный эф­фект в Петербурге»42.

К этому следует добавить, что согласно материалам Совета Азовско-Донского банка, Леграв за все время своего пребывания в нем ни разу не присутствовал н его заседаниях43.

В архиве Азовско-Донского банка сохранился один любопыт­ный документ, свидетельствующий о том, что вопрос, где разме­щены акции Азовско-Донского банка не был ясен и его руково­дителям. Это — не датированная записка, относящаяся, судя по ее содержанию, уже к военному времени, в которой речь идет о по­ручении председателя правления Каменки составить картотеку французских акционеров банка44.

Как бы то ни было, но особенность размещения акций Азов­ско-Донского банка, уже отмечавшаяся в литературе, состояла в том, что их рассредоточение среди массы мелких «твердых» дер­жателей позволяло руководящей группе банка осуществлять свой контроль, располагая сравнительно небольшим пакетом акций. И.Ф.Гиндину удалось в свое время установить, что в портфеле ценных бумаг, находившихся в залоге у Азовско-Донского банка по онкольным ссудам, насчитывалось в начале 1914 г. 8—9 тыс. его собственных акций45. Этот пакет, которым в полной мере рас­поряжалось правление банка, составлял около 1/3 от числа акций, представленных к общему собранию 27 марта 1914 г. Но, как по­казывает сохранившийся список акционеров, присутствовавших на этом собрании, руководители банка не сочли нужным воспользо­ваться акциями, находящимися у него в залоге. Они оперировали акциями, взятыми из других банков — Московского купеческого, Волжско-Камского, Русского для внешней торговли, Петербург­ского Учетного и ссудного46. Следовательно, у них оставались еще солидные резервы, позволявшие им значительно усилить свое присутствие.

* * *

В отличие от Петербургского Международного банка, активно занимавшегося учреждением акционерных обществ еще во второй половине 900-х годов XIX века. Азовско-Донской банк в то время почти не имел связей ни с промышленными, ни с какими-либо другими акционерными предприятиями. Его вторжение в про­мышленность произошло в 900-е годы. Архивные материалы по операциям Азовско-Донского банка на это время воссоздают яркую картину, как в условиях кризиса и депрессии банк приби­рал к рукам пошатнувшиеся предприятия. Предоставляя им кре­

176

диты, он стремился получить контроль над ними. С этой целью нередко прибегали к покупке их долговых обязательств и т.д.

Первыми жертвами таких действий стали Верхнеднепровское металлургическое общество и общество Екатеринославских желе­зоделательных и сталелитейных заводов47. Постепенно круг пред­приятий, попавших в зависимость от банка расширялся. В нем оказались Южно-Русское солепромышленное общество, Общество «Ртутное дело АЛуэрбах», Азовская угольная компания, Общество Донецкого цементного завода, Товарищество табачной фабрики «Шапшад»48 и т.д.

От овладения этими сравнительно скромными фирмами, боль­шая часть которых находилась раньше в руках иностранцев, Азов­ско-Донской банк перешел к захвату более крупных предприятий. Первым из них стало, основанное бельгийским капиталом в 1896 г., Таганрогское металлургическое общество. Его кредиторы, среди которых главную роль играл Азовско-Донской банк, в 1905 г. вынудили акционеров-бельгийцев пойти, во избежание банкротства, на 90-процентное снижение номинальной стоимости акций Таганрогского общества. Получив затем в уплату за предо­ставляемые ему кредиты эти обесцененные акции, Азовско-Дон­ской банк и его партнеры стали главными акционерами общества. Вслед за тем Азовско-Донской банк предпринял попытку вытес­нить иностранные группы из Донецко-Юрьевского и Алексеевско-го горно-промышленного обществ49.

По мере улучшения экономической конъюнктуры в стране действия Азовско-Донского банка приобретали все более целена­правленный характер. От установления своего контроля над пред­приятиями, оказавшимися в трудном положении, он переходил к их реорганизации и учреждению новых акционерных обществ. На этом пути Азовско-Донской банк также начал с небольших пред­приятий. В 1908 г. он создал на базе Товарищества Карпово-Об-рывских угольных копей одноименное акционерное общество. В конечном счете под его эгидой сложилась группа каменноуголь­ных фирм, в которую кроме Карпово-Обрывского общества вошли Азовская угольная компания, Общество «АЛуэрбах», Селезневское и Брянское50.

Тогда же вокруг Донецкого цементного завода банк образовал группу цементных предприятий (общества «Цепь», «Порт-Кунда», Черноморского цементного завода), что позволило ему диктовать свои условия цементному синдикату — Обществу соединенных це­ментных заводов51.

Другую патронируемую Азовско-Донским банком группу в 1908—1910 гг. составили сахарные и рафинадные заводы. Однако в дальнейшем он, видимо, утратил интерес к этой отрасли россий­ской промышленности52.

Как отмечал И.Ф.Гиндин, «с 1910—1911 г. в деятельности банка по финансированию промышленности наступил резкий

177

перелом». С началом промышленного подъема он «стал вести самую активную политику финансирования промышленности»53.

В 1911—1912 гг. Азовско-Донской банк провел финансовую ре­организацию Сулинского металлургического общества54. В 1912 г., купив у Государственного банка Керченский металлургический завод, объединил его с Таганрогским заводом, в результате чего Таганрогское общество, обзаведясь собственным доменным произ­водством, стало одним из наиболее рентабельных металлургичес­ких предприятий Юга России55.

Почти одновременно в 1912—1913 гг. Азовско-Донской банк вторгся на Урал и провел там две крупные реорганизации — Бо­гословского общества и Лысьвенского горного округа Шувало­вых56.

К 1914 г. у Азовско-Донского банка были и другие интересы в российской промышленности. Он контролировал Общество Ли-венгофских стекольных заводов, Общество Северной бумажной и целлюлозной фабрики, Русское общество для выделки и продажи пороха, — наиболее значительные предприятия в своих отраслях промышленности57. В сфере интересов Азовско-Донского банка оказался и целый ряд текстильных заведений — Серпуховская, Днепровская, Богородско-Глуховская мануфактура и др.58.

Накануне Первой мировой войны Азовско-Донской банк стал проявлять значительную активность в нефтяной промышленности. Единственный среди крупных российских банков, не принявший участия в создании Рашен Дженерал Ойл Корпорейшен, он начал формировать свою собственную группу нефтяных предприятий59. Но, пожалуй, главное, что характеризует его позицию в отноше­нии российской нефтяной промышленности — это сближение с Нобелем60.

Интересы Азовско-Донского банка не ограничивались про­мышленностью. Он был тесно связан с Донским земельным бан­ком, участвовал в учреждении нескольких железнодорожных об­ществ61.

Следует особо отметить роль Азовско-Донского банка в фи­нансировании и кредитовании торговли. Он контролировал учреж­денное еще в конце 90-х годов. Русское общество вывозной тор­говли и Российское общество колониальной торговли, активно со­трудничал с такими крупными торгово-транспортными компания­ми, как Русское общество пароходства и торговли (РОПИТ), Об­щество Гергард и Гей, фирмой Луи Дрейфус и К0, имел участия в ряде пароходных обществ62.

Вместе с тем Азовско-Донской банк непосредственно занимал­ся и торговлей, принимая товары на комиссию, или осуществляя торговые операции за собственный счет. Он торговал зерном, мукой, сахаром, хлопком, углем, железной рудой, марганцем63.

Важное направление деятельности Азовско-Донского банка по­лучило выражение в создании им в 1910 г. Российского горно­промышленного комиссионного общества (РОСГОРН). Тот факт,

178

что председателем правления этого скромного по своим капиталам (всего 200 тыс. руб.) предприятия стал председатель Совета банка, бывший министр торговли и промышленности М.М.Федоров, сви­детельствовал о большом значении придаваемом ему банком. Это Общество, как поясняет записка, сохранившаяся в архиве Азов­ско-Донского банка, имело целью: «тщательное изучение русских предприятий, нуждавшихся в капитале, обследовании богатств России, преимущественно горных, ждущих эксплуатации, финан­сирование изученных обществом дел и содействие последующей организации предприятий, дабы создать вполне жизнеспособные и доходные дела»64.

РОСГОРН стал своеобразным центром по изучению и подго­товке основания «дел» самого разнообразного характера — про­мышленных, транспортных, торговых. Он приобретал права на разведку ископаемых, проводил технико-экономические изыска­ния, занимался учреждением акционерных обществ и т.п.65. Дале­ко не все из вновь учрежденных РОСГОРНом компаний Азовско-Донской банк оставлял под своим контролем. Некоторые он не без выгоды передавал другим банкам или промышленно-финансо-вым группам66. Однако создается впечатление, что скупая аренд­ные права, концессии, права на разведку, патенты, опционы и по­купку промышленных предприятий, месторождений и т.д. Азов­ско-Донской банк стремился монополизировать учредительские операции.

На основе операций по кредитованию и финансированию про­мышленности и торговли у Азовско-Донского банка активизиро­вались связи с зарубежными банками. Кредитуя пошатнувшиеся предприятия, основанные иностранными промышленно-финансо-выми группами, банк втягивался в различные отношения с ними. Установив свой контроль над этими предприятиями, он обычно сохранял то или иное иностранное участие. Так было, в частности, в случае с Таганрогским металлургическим обществом, значитель­ная часть акций которого продолжала оставаться у бельгийских банков и промышленных фирм67.

Материалы фонда Азовско-Донского банка не дают достаточно полного представления о его отношениях с иностранными банка­ми. Лучше здесь представлена переписка с упоминавшимся выше французским банком Сосьете Марсеез. Она начинается с обмена письмами от 23 мая 1906 г., которыми было оформлено соглаше­ние о первом выпуске во Франции при посредничестве Сосьете Марсеез акций Азовско-Донского банка68. Однако из этой пере­писки не ясно, почему Азовско-Донской банк обратился за содей­ствием именно к этому провинциальному банку. Изученные мною материалы французских архивов также не раскрывают этого, как и того, почему Сосьете Марсеез взялся за эту операцию. Вероятно, у него были какие-то интересы в России. Во всяком случае, в 1911 г. он участвовал также в увеличении капитала Московского Соединенного банка69.

179

С 1906 г. Сосьете Марсеез наряду с Комтуар де'Есконт стал по­стоянным партнером Азовско-Донского банка по выпуску его акций70.

К сожалению, роль Комтуар де'Есконт в этом сотрудничестве также продолжает оставаться не ясной, вследствие недоступности его архивов для исследователей71.

Учреждая РОСГОРН, руководители Азовско-Донского банка строили планы широкого привлечения иностранных капиталов для финансирования организуемых компаний. Предполагалось, что за границей будет создана «корреспондирующая» с РОСГОРНом компания с той же целью финансирования русских предприятий72. Весной 1911 г. М.М.Федоров совершил несколько поездок в Лон­дон и Париж для переговоров о создании такой компании. В ре­зультате в том же году в Лондоне была создана Интернейшенел Рашен Корпорейшен (ИРК), которая заключила с РОСГОРНом соглашение о сотрудничестве в деле учреждения и финансирова­ния различных предприятий в России'3, Хотя материалы ИРК, от­ложившиеся в архивном фонде РОСГОРНа в ЦГИА СССР, — квитанции, удостоверяющие подписку РОСГОРНа на 2.500 ак­ций корпорации, протоколы ее заседаний, упомянутый договор с РОСГОРНом, — документально свидетельствуют о существовании этой корпорации, все же попытка ее изучения натолкнулась на не­которые, пока не решенные проблемы. Дело, во-первых, в том, что исследователям не удалось найти ИРК в справочниках по Лондонской фондовой бирже, в которых фиксировались обычно все официально зарегистрированные в Англии компании74, что выдвигает вопрос о статусе этой корпорации. Во-вторых, все со­хранившиеся документы о ней ограничиваются 1911 годом. Но, даже если ИРК в дальнейшем перестала существовать, все же сам факт ее организации, несомненно, явился немаловажной вехой в развитии международных связей Азовско-Донского банка.

Именно развитием таких связей мотивировало правление Азов­ско-Донского банка в письме министру финансов от 22 марта 1911 г. необходимость открытия отделения в Париже. «Ввиду зна­чительного развития, которого достигли в настоящее время сно­шения Азовско-Донского банка с заграницей, производящиеся по преимуществу при посредничестве французских его корреспонден­тов, и принимая во внимание, что значительная часть акций банка уже давно находится в руках французских капиталистов и разме­щена по многим городам Франции, — говорилось в этом пись­ме, — правление банка полагало бы ныне своевременным учре­дить в Париже собственное филиальное учреждение»75. Это хода­тайство Азовско-Донского банка министр финансов признал преждевременным76. В результате повторной просьбы правления в августе 1911 г. он «изъявил согласие на открытие отделения банка в Париже, но не ранее, чем 1 января 1912 г.»77 Однако отделение Азовско-Донского банка в Париже так и не было создано. Встре­тив явно недоброжелательное отношение со стороны Министерст-

во

ва финансов, банк нашел иные пути удовлетворения своих потреб­ностей.

В феврале 1911 г. в Париже был создан Банк дей Пейи дю Нор. Он являлся детищем трех скандинавских банков — датского Ландмандсбанк, норвежского Централ Банкен и шведского Эн-шильда Банк, которым помогал Парижско-Нидерландский банк78. Однако уже с конца 1911 г. этот банк стал проявлять интерес к российским делам, и у него завязались деловые отношения с Азов-ско-Донским банком, породившие в архивном фонде последнего обширную переписку79. Из этой переписки, в частности, видно, что в начале 1914 г. Каменка был избран в состав административ­ного совета Банк дей Пейи дю Нор80. Но природу активизировав­шегося сотрудничества двух банков документы, отложившиеся в архиве Азовско-Донского банка, не раскрывают. Она лучше видна из хранящихся в Национальном архиве Франции материалов общих собраний Банк дей Пейи дю Нор. 23 марта 1912 г. состо­ялось сразу дв таких собрания. На первом — ординарном — были заслушаны и одобрены итоги первого операционного года, а на втором — экстраординарном — решался вопрос об увеличении ка­питала банка с 25 до 30 млн. франков для «установления прямых связей с Азовско-Донским банком». «Это увеличение капитала, — говорилось в докладе Совета банка, — позволит нам, как вы зна­ете, завязать более тесные отношения с Азовско-Донским банком. Чтобы обеспечить ему достаточный интерес, мы должны вас про­сить не пользоваться вашим преимущественным правом подписки на новые акции»81.

На собрании 15 марта 1913 г. Совет, характеризуя в своем до­кладе основные достижения прошедшего года, отмечал: «...мы видим, что наши отношения в России располагаются теперь на прочной основе, вследствие увеличения нашего капитала, осу­ществленного в истекшем году с помощью Азовско-Донского банка»82. А еще год спустя на общем собрании 24 апреля 1914 г., призывая акционеров ратифицировать произведенное им назначе­ние Каменки в свой состав, Совет обращался к ним со следующи­ми словами: «Вы знаете, господа, о связях, которые объединяют наше учреждение и Азовско-Донской банк. Его выдающийся председатель г. Борис Каменка соизволил согласиться занять место в нашем Совете. Мы уверены, что вы оцените, так же как и мы, всю исключительную важность для нашего банка той дра­гоценной помощи, которая тем самым нам оказана»83. Уже сам ха­рактер выражений, мотивирующих в данном случае необходимость избрания Каменки, создает убеждение, что он не был проявлением простой любезности. Это убеждение подкрепляется и обнаружен­ной мной в архиве Парижско-Нидерландского банка короткой справки об Азовско-Донском банке, автор которой отмечал, что Азовско-Донской банк «обладает большинством акций Банк дей Пейи дю Нор»84.

181

2.

Русско-Азиатский банк был самым молодым из крупнейших российских банков. Созданный в 1910 г. путем слияния двух вто­роразрядных кредитных учреждений — Русско-Китайского и Се­верного банков — он, наряду с уже рассмотренными банками, занял лидирующее положение среди коммерческих банков в Рос­сии.

Для изучения Русско-Азиатского банка современный исследо­ватель располагает наиболее благоприятными возможностями. Ис­тория его создания нашла отражение в ряде дошедших до нас до­кументальных комплексов. Это прежде всего фонды Северного и Русско-Китайского банков в ЦГИА СССР. В каждом из них со­держится по несколько досье, посвященных истории слияния этих двух банков85. Значительно меньше документов на эту тему в фонде самого Русско-Азиатского банка, но они есть86. Зато чрез­вычайно богатый фонд Русско-Азиатского банка хорошо отражает его деятельность накануне Первой мировой войны87. Разумеется, и в этом очень большом по своему объему архивном фонде есть проблемы. В нем почти не сохранились протоколы Совета и прав­ления, крайне фрагментарно представлена переписка директоров, в частности Путилова. Но все эти пробелы восполняет прекрасная сохранность материалов по операциям банка.

Большой интерес представляют документы по истории созда­ния и деятельности Русско-Азиатского банка, отложившиеся в ар­хивах Генерального Общества и Парижско-Нидерландского бан­ка, — французских кредитных учреждений, дочерним предприяти­ем которых являлся Русско-Азиатский банк. В архиве Генерально­го Общества ему непосредственно посвящено несколько досье88. Документация Парижско-Нидерландского банка по этому вопросу значительно беднее, но она удачно дополняет материалы Гене­рального Общества89.

Для понимания истории Русско-Азиатского банка очень важна и документация его самого близкого союзника — Петербургского Частного банка, архив которого сохранился неплохо90, а также других российских банков, которые являлись его партнерами по разного рода операциям.

Судя по работам Мак-Кея и Жиро, ценные материалы содер­жались и в архиве Банка Парижского Союза — французского ком­паньона Русско-Азиатского банка91. Однако в ходе очередной ре­организации этого банка в начале 70-х годов его старые архивы были уничтожены92.

Изучению деятельности Русско-Азиатского банка способствует и то обстоятельство, что архивы многих из патронировавшихся им промышленных предприятий целы93. В них можно найти немало интересных документов, характеризующих отношения Русско-Ази­атского банка с промышленностью.

182

* * *

Русско-Азиатский банк был создан с акционерным капиталом 35 млн. руб. и запасными капиталами различного рода на сумму свыше 23 млн. руб., в 1912 г. он увеличил свой акционерный ка­питал до 45 млн. руб., а в начале 1914 г. произвел выпуск новых акций еще на 10 млн. руб.

От его предшественников Русско-Азиатскому банку досталось к началу 1911 г. свыше 250 млн. вкладов, из которых почти 1/3 находилась на счетах иностранных отделений, унаследованных им от Русско-Китайского банка. Среди активных операций Русско-Азиатского банка к 1 января 1911 г. явно преобладали учетные и товарно-ссудные операции. Две особенности характеризуют струк­туру активных операций Русско-Азиатского банка: большой объем корреспондентских счетов и необычно высокий удельный вес ино­странных отделений94.

К январю 1912 г. резервы Русско-Азиатского банка, а, следо­вательно, и его активы оставались на прежнем уровне. Но замет­ные структурные изменения баланса банка свидетельствовали о происходящей перестройке его операций. В пассиве при некото­ром снижении суммы вкладов существенно возрос объем коррес­пондентских счетов. В активе снизилась сумма учета векселей по онкольным и корреспондентским счетам. Вместе с тем увеличился удельный вес Петербурга как в пассивных, так и в активных опе­рациях за счет уменьшения доли иностранных отделений банка95.

Баланс на 1 января 1913 г. выявил основное направление про­исходящей перестройки. К этому времени акционерный капитал был увеличен на 10 млн. рублей, но ресурсы банка возросли глав­ным образом в результате роста вкладов и текущих счетов более чем на 75 млн. рублей. В активе наибольшее увеличение показали операции с негарантированными ценностями. При этом четко вы­явилось наметившееся ранее разделение труда между Петербург­ской конторой и отделениями: первая занималась преимуществен­но фондовыми операциями, отделения — учетом векселей, а также ссудами под векселя, товары и товарные документы. Наконец, резко возрос удельный вес Петербурга в операциях банка, на этот раз главным образом за счет отделений в России96. Баланс на 1 января 1914 г. подтверждает эту тенденцию97. Она свидетельст­вовала о том, что Русско-Азиатский банк используя доставшуюся ему систему отделений в России и за границей, продолжал зани­маться кредитованием товарооборота, но главным направлением его развития стало финансирование промышленности.

* * *

В отношении определения источников акционерного капитала Русско-Азиатского банка у нас, казалось бы, нет тех проблем, о которых речь шла выше применительно к другим крупнейшим

183

российским банкам. Эти источники хорошо раскрыли переговоры о слиянии Русско-Китайского и Северного банков, происходив­шие в 1909-1910 годах.

Выше уже отмечалось, что Русско-Китайский банк, созданный в качестве финансово-экономического рычага экспансионистской политики царизма на Дальнем Востоке, после поражения царской России в войне с Японией оказался как бы без работы. В этих условиях Государственный банк, которому принадлежал контроль­ный пакет акций Русско-Китайского банка, стал предпринимать усилия, чтобы при посредничестве русских и французских банков, прежде всего, Парижско-Нидерландского банка избавиться от принадлежавших ему акций, разместив их главным образом на французском денежном рынке.

1907 финансовый год оказался для Русско-Китйского банка особенно неудачным и это со всей остротой поставило вопрос о его дальнейшей судьбе. Положение банка стало предметом специ­ального совещания, созванного министром финансов В.Н.Коков­цовым 7 февраля 1908 г., в котором участвовали министр торговли и промышленности И.П.Шипов, управляющий Государственным банком С. И .Тимашев, вице - директор кредитной канцелярии Л.Ф.Давыдов и члены Совета Русско-Китайского банка кн. Э.Э.Ухтомский, А.И.Путилов, С.С.Сольский, А.И.Вышнеградский, Э.Нецлин и М.Верстрат. В своем заключительном слове, отвечая Нецлину, заявившему, что «высокое покровительство» российско­го правительства ему представляется «наиболее необходимым» ус­ловием улучшения дел банка, Коковцов сказал: «...в настоящее время правительственная помощь может быть предоставлена банку лишь в ограниченных размерах... Сейчас банк должен сократить свои операции... Со стороны Министерства финансов будет сдела­но все возможное, чтобы поддержать банк, но, с другой стороны, французские капиталисты не должны отказывать банку в креди­те»98.

К тому времени директором-распорядителем Русско-Китайско­го банка стал А.И.Путилов. Воспитанник С.Ю.Витте, он сделал блестящую карьеру в Министерстве финансов, пройдя за 10 лет с 1894 г по 1904 г. путь от делопроизводителя Общей канцелярии министерства до ее директора. Назначенный в 1904 г. товарищем министра финансов и управляющим Дворянским земельным и Крестьянским поземельным банками, он уже в следующем году был по указанию Николая II уволен с государственной службы в связи с представлением докладной записки, в которой обосновы­вал необходимость расширения крестьянского землевладения за счет принудительного выкупа государством помещичьих земель. Путилову было предоставлено место члена правления в формально частном Русско-Китайском банке99. Именно на него оказалась возложенной задача спасти этот деградировавший банк.

Источники не позволяют нам составить представление о пер­вых шагах деятельности Путилова. Большинство текстов, сохра­

184

нившихся в фонде банка протоколов его Совета, размыты и про­читать их невозможно. Один из немногих протоколов, поддаю­щийся прочтению, — от 12 июня 1908 г. — содержит констатацию, что потеря банка в 1907 г. составила не 7,2 млн. руб., как по тре­бованию Парижского комитета банка было записано в его отчете за этот год, а 11,4 млн. руб.100. Но какие меры предприняли ру­ководители банка, чтобы предотвратить дальнейшие потери, уста­новить из протоколов нельзя. Судя по отчету за 1908 г., одной из таких мер было закрытие отделений и, в частности, свертывание их заграничной сети, а вместо них создавались отделения в Рос­сии.

Можно предположить, что именно в этой связи между Русско-Китайским и Сибирским банками начались переговоры о заклю­чении «в целях предотвращения излишнего соперничества» согла­шения об урегулировании деятельности и «нормирование опера­ций» в ряде городов Дальнего Востока и Сибири». Это соглашение было подписано правлениями Русско-Китайского и Сибирского банков 24 марта 1909 года. А 14 мая 1909 г. Путилов представил министру финансов Коковцову конфиденциальную докладную за­писку, в которой содержались основные положения проекта сли­яния Русско-Китайского и Сибирского банков101.

В фондах Русско-Китайского и Русско-Азаиатского банков в ЦГИА СССР сохранились совершенно идентичные машинопис­ные тексты без даты и подписи, содержащие сравнительный ана­лиз различных вариантов слияния Русско-Китайского и Сибир­ского банков. Они были обнаружены мной давно. Однако все по­пытки найти в ЦГИА СССР какие-либо материалы, проясняющие вопрос о времени и обстоятельства появления упомянутого доку­мента не увенчались успехом102. Ответ на этот вопрос содержится в материалах, хранящихся во французских архивах. Заслуга их от­крытия принадлежит Жиро. В его неоднократно упоминавшемся исследовании показаны основные вехи истории переговоров о слиянии Русско-Китайского и Сибирского банков. В советской литературе эта история впервые упоминается в очерках-воспоми­наниях В.В.Тарновского «История Сибирского торгового банка»103. Попытаемся, используя имеющиеся источники, не­сколько подробнее осветить ее.

Итак, первым по времени документом, из которого нам извест­но о проекте слияния двух банков, является конфиденциальная докладная записка Путилова Коковцову от 14 мая 1909 года. Ана­лизируя положение Русско-Китайского банка, Путилов высказал мнение, что его невозможно быстро восстановить только посред­ством правильного ведения дела. «Случайно или нет, — продол­жает он, — но возможный выход прояснился сам собой. В насто­ящее время два банка работают на Дальнем Востоке с г. Соловей­чиком, мы пришли к заключению о необходимости соглашения между двумя банками, и мы заключили такое соглашение. Но в ходе этой работы нам стало ясно, что подобное соглашение явля­

185

ется паллиативом и солидную базу для дела можно создать лишь путем полного слияния двух банков; это слияние имело бы резуль­татом не только уничтожение существующей опасной конкурен­ции, но дало бы возможность создать "Русско-Азиатский банк" се­рьезный и могущественный. Это был бы настоящий коммерческий банк, а не полуправное учреждение, живущее благодаря милости правительства». Из дальнейшего текста записки видно, что идея проекта была уже согласована с министром. «Я уже имел честь со­общить Вашему сиятельству об основных чертах нашего проекта и, получив Ваше принципиальное согласие на дальнейшее изуче­ние этого варианта, я связался с г. Соловейчиком, находящимся сейчас в Берлине, чтобы он переговорил с Дойче банк, который является одним из основных акционеров Сибирского банка. Г. Соловейчик только что меня известил, что Дойче банк одобря­ет, который является одним из основных акционеров Сибирского банка. Г. Соловейчик только что меня известил, что Дойче банк одобряет в принципе проектируемую комбинацию и пригласил меня на 26 мая в Берлин для серьезных переговоров об этом. Прежде чем ехать в Берлин я должен иметь указание Вашего си­ятельства, а затем переговорить с нашими французскими акцио­нерами, которые удерживают большую часть акций Русско-Китай­ского банка»104.

Примечательно, что этот документ, вернее его перевод на французский язык, обнаружен не в архиве российского, а фран­цузского Министерства финансов. Поиски его в фондах Общей канцелярии и Особенной канцелярии по кредитной части Минис­терства финансов России пока не дали результата. Как же он ока­зался в Париже? Это было делом, неоднократно упоминавшегося выше М.Верстрата, бывшего французского дипломата, ставшего вице-председателем Северного банка и одновременно являвшегося членом Совета Русско-Китайского банка. Он переслал записку Путилова своему брату — секретарю дирекции Генерального Об­щества ЖВерстрату, а тот 16/29 июня 1909 г. направил ее в Ми­нистерство финансов Франции105. С этого момента вопрос о сли­янии Русско-Китайского и Сибирского банков стал объектом при­стального внимания на улице Сент Оноре, благодаря чему мы и имеем сейчас возможность в нем разобраться.

Обсуждение этого вопроса вскрыло противоречивые интересы сторон, участвовавших в нем прямо или косвенно. Судя по копи­ям депеш французского поверенного в делах в Петербурге Пана-фье, пересылавшимся в Министерство финансов Министерством иностранных дел Франции, французские дипломаты отрицательно оценили перспективу слияния Русско-Китайского и Сибирского банков. Панафье увидел в этом проекте попытку Коковцова «об­легчить формирование германской финансовой группы, заинтере­сованной в русских делах, достаточно могущественной, чтобы уравновесить в будущем нынешнее преобладание французской группы». По его мнению проектируемая акция приведет к вытес­

186

нению «французского элемента в руководстве банком немецким» в результате чего «французское золото будет тогда употребляться для поддержки и поощрения всяких германских дел на Дальнем Востоке». В этой связи Панафье выражал даже недоверие к дей­ствиям Нецлина в качестве представителя французских финансо­вых кругов в Совете Русско-Китайского банка: он, мол, не фран­цуз (Нецлин был по происхождению швейцарским немцем)106.

В Министерстве финансов Франции, видимо, придерживались иного мнения. Там явно положительно относились к происходив­шим переговорам. В сентябре—октябре они вступили в решающую стадию. 16/29 сентября 1909 г. министра финансов посетил Не­цлин, в связи с предстоящим прибытием в Париж Путилова, Со­ловейчика и представителя Дойчебанк107. Вероятно, позиция Не­цлина была одобрена. На следующей неделе в Париже состоялись переговоры. Судя по запискам Верстрата, который в те дни, нахо­дясь в Париже, информировал уже напрямую французское Ми­нистерство финансов о ходе переговоров — они подходили к за­вершению. В конфиденциальной записке от 29 сентября / 12 ок­тября Верстрат, сообщая о достигнутых договоренностях, предла­гал даже свои услуги в качестве представителя французских инте­ресов в правлении нового банка. Через день он сообщал: «Путилов сегодня отбыл в Берлин после длительных переговоров с г. Нецли-ным, который принял решение организовать синдикат и взять на себя руководство им. Вероятно, Путилов вернется на днях в Париж с представителями Дойчебанка и Сибирского банка. Это будет зависеть от собрания, которое должно состояться завтра, в пятницу, в Берлине. Но я буду очень удивлен, если это собрание не приведет к благоприятному результату»108.

Однако 6/19 октября Верстрат сообщил в Министерство фи­нансов, что, согласно полученным им от Путилова сведениям, со­брание в Берлине дало «малоудовлетворительный результат»109. Через день в Министерство прибыл Нецлин. По его словам «немцы заявили, что они оставляют проект»110

Тогда-то и родилась идея слияния Русско-Китайского и Север­ного банков. Жиро полагает, что ее предложил Верстрат. Возмож­но, что он прав. У Северного банка были свои проблемы, которые безуспешно пытались решить его руководители. Как раз в середи­не октября 1909 г. Ломбардо, оставшийся в Петербурге, телегра­фировал Верстрату: «Для Вашего сведения, ситуация кассы Север­ного банка становится все более трудной. Мы имеем уже переучет в Государственном банке 3.300.000 рублей, и наши резервы мини­мальны... Будем вынуждены просить поддержку Генерального Об­щества, чтобы не оказаться в безвыходном положении. Доризон назначил мне встречу в среду утром. Я должен буду сообщить ему о ситуации, и я хотел бы не быть один, делая это малоприятное сообщение. Поэтому буду Вам признателен, если смогу Вас найти в Париже в среду утром»111.

187

Идея нового проекта возникла, видимо, при обсуждении в Па­риже сложившейся ситуации, когда туда приехал из Берлина Пу­тилов с известием о провале переговоров о слиянии Русско-Ки­тайского и Сибирского банков. На заседании дирекции («Цент­рального Комитета») Генерального Общества 13/26 ноября 1909 г. Доризон, говоря о том, «в каких условиях родился проект слияния Северного банка и Русско-Китайского банка», сообщил, что этот проект был выдвинут «вследствие неудачи комбинации слияния этого последнего с Сибирским банком»112.

Исходную стадию обсуждения нового проекта освещают сохра­нившиеся в фонде Северного банка телеграммы, которыми в конце октября — начале ноября обменивались Путилов, вернув­шийся в Петербург, и Верстрат, оставшийся в Париже. Из них видно, что после возвращения Путилова из Берлина в Париж, он и Верстрат договорились между собой. Они обсудили свою новую идею с Нецлиным и Доризоном. В первой из этих телеграмм от 24 октября / 6 ноября 1909 г. Путилов, сообщая о том, что в Пе­тербурге еще нет слухов об их новом «деле», писал: «Информация от Нецлина продолжает быть благоприятной. Но еще нет ничего определенного. Желательно ускорить дело в Париже, чтобы к воз­вращению министра финансов можно было бы ему представить дело»113. Но, видимо, на первых порах руководители Парижско-Нидерландского банка и Генерального Общества не проявляли особого интереса к новому проекту. В телеграмме Путилову от 30 октября / 12 ноября Верстрат информировал о своих перегово­рах с Нецлиным и Доризоном. Проблема заключалась в сравни­тельной оценке акций двух банков. В тот же день Путилов послал телеграмму Верстрату. Он торопил его: «Здесь циркулируют слухи, исходящие из Парижа о проектируемой операции. Чтобы избежать повторения неприятности, которая имела место отношении проек­та слияния Сибирским банком, необходимо закончить как можно быстрее дело Париже». Он сообщил также, что, в ответ на депешу Нецлина, высказал ему мнение, что вопрос об оценке акций «дол­жен быть решен исключительно Париже соглашением с Соже-нер»114. 31 октября / 13 ноября Путилов вновь телеграфировал Верстрату, согласовывая с ним своего рода разделение труда: «Во время моей поездки Париж, — писал он, — Доризон предложил следующую базу: обмен пяти старых акций Северного банка на шесть новых и 10 старых Русско-Китайского банка на шесть новых... Я вам советую придерживаться этой базы. С моей сторо­ны я попытаюсь убедить Нецлина согласиться»115.

Здесь нет необходимости излагать детали переговоров. Нам важно проанализировать механизм их возникновения и выяснить расстановку действующих сил. Как видим, инициатива принадле­жала Верстрату и Путилову, или Путилову и Верстрату, что не имеет особого значения. Но решающую роль играли руководители Парижско-Нидерландского банка и Генерального Общества. В на­чавшихся переговорах Путилов и Верстрат выполняли функции

188

активных посредников, «толкачей». Обращает на себя внимание полное отсутствие как на начальной стадии переговоров, так и на последующих представителей банка Парижского Союза. Судя по всему, он утратил интерес к Северному банку и постепенно лик­видировал свое участие в нем.

Первые шаги в выработке исходной базы переговоров давались трудно. «Сегодняшняя беседа не имела результата, — сообщал Пу­тилову очередной телеграммой от 7/20 ноября Верстрат. — Ком­бинация, предложенная Нецлиным и Рендром, о которой вы были извещены по телеграфу, неприемлема для акционеров Северного банка»116. Но уже 9/22 ноября Верстрат телеграфировал: «Сегодня беседа дала удовлетворительный результат. Нецлин предложил очень ловкую комбинацию, которая, возможно, будет принята До-ризоном». Он выражал надежду, что теперь, возможно, оконча­тельное соглашение будет достигнуто в «короткий срок»117. В этот день Верстратом была составлена отложившаяся в архиве Гене­рального Общества записка, видимо, предназначенная для Дори-зона, в которой подводились первые итоги переговоров, анализи­ровались остававшиеся разногласия и высказывались соображения о возможных путях их урегулирования118.

Предложение Нецлина свидетельствовало, что главные дейст­вующие лица все больше втягивались в «дело» и сами стали про­являть заинтересованность в его осуществлении. 10/13 ноября 1909 г. Путилов телеграфировал Верстрату: «Получил Вашу депешу и депешу Нецлина, который, кажется, также надеется на успех нашей комбинации»119. Предложение Нецлина дало новый им­пульс зашедшим было в тупик переговорам. 11/24 ноября 1909 г. Верстрат сообщал члену правления Северного банка В.Ф.Давыдо­ву: «...После многочисленных переговоров с Нецлиным мы почти достигли соглашения. Завтра увижу Доризона и, если, как я убеж­ден, он согласится с нами, пойдем дальше очень быстро». Но пока Верстрат просил держать дело в секрете120. В тот же день Путилов известил Верстрата о своей встрече с директором Кредитной кан­целярии В.Ф.Давыдовым, который сообщил, что министр финан­сов «дал свое принципиальное согласие» на намеченную комбина­цию. «Давыдов категорически требует, — писал Путилов, — чтобы соглашение было осуществлено на днях, дабы избежать повторе­ния печальной истории с Сибирским банком»121.

Но беспокойство Путилова было уже напрасным. Утром 12/25 ноября он получил телеграфное сообщение от Верстрата: «Замечательный день. Полное соглашение»122. На следующий день Центральный Комитет Генерального Общества одобрил достигну­тое предварительное соглашение, согласно которому создавался новый банк, располагающий капиталом в 30 млн. рублей и резе­рвами на сумму в 22 млн. рублей123. 14/27 ноября французские га­зеты опубликовали сообщение о предстоящем слиянии Русско-Китайского и Северного банков124. 15/28 ноября Верстрат инфор­мировал В.Ф.Давыдова о том, что он был у французского мини­

189

стра финансов, который высказал весьма положительное отноше­ние к проекту слияния Русско-Китайского и Северного банков125. На следующий день в Париж прибыл Путилов, чтобы «завершить переговоры о слиянии»126. 17/30 ноября административные советы Парижско-Нидерландского банка и Генерального Общества заслу­шали сообщение своих директоров-распорядителей Нецлина и До-ризона о начавшихся переговорах и содержании проекта слияния Русско-Китайского и Северного банков12'.

Судя по сохранившимся в архиве Генерального Общества про­токолам этих переговоров, они продолжались по меньшей мере три дня128. В них участвовали: Э.Нецлин в качестве представителя Русско-Китайского и Парижско-Нидерландского банков, А.Бе-нак — представлявший Парижско-Нидерландский банк, А.Спит-цер и П.Менвьель — от Генерального Общества, А.И.Путилов и Г.Рендр от Русско-Китайского банка и М.Верстрат — от Северно­го банка.

Исходя из изложенных Нецлиным «главных основ слияния, которые были одобрены заинтересованными группами», участники совещаний, происходивших 30 ноября и 1—2 декабря в Парижско-Нидерландском банке, рассмотрели структуру собственных капи­талов будущего банка, юридическую форму слияния Русско-Ки­тайского и Северного банков, важнейшие условия обмена старых акций на новые, а также дополнительного выпуска акций будуще­го банка и др.129.

В итоге 4 декабря 1909 г. представители Русско-Китайского и Северного банков подписали протокол, в котором оформлялись «основы» осуществления слияния этих банков. Согласно протоко­лу акционерный капитал нового банка определялся в 35 млн. руб., а его резервы в 17.004.330 руб. При этом вклад Русско-Китайского банка оценивался в 19.225 тыс. руб. Из них 12.937, 5 тыс. рублей должны были войти в акционерный капитал нового банка. Соот­ветствующие этой сумме 69 тыс. акций (почти 187,5 руб.) нового банка подлежало обменять на акции Русско-Китайского банка, а 6.287.5 тыс. рублей решено было внести в резерв нового банка.

Вклад Северного банка оценивался в 26 млн. руб., из них 17.499.750 рублей поступали в акционерный капитал нового банка и соответствующее количество его акций (93.332 шт.) обменива­лись на акции Северного банка.

Кроме того, было решено осуществить дополнительный выпуск 24.334 акций на сумму 4.562.750 руб. Поскольку финансовая груп­па, гарантирующая этот выпуск, обязалась подписаться на него с премией в 91.095 руб. на каждую акцию, то резерв нового банка должен был пополниться из общей суммой премии в 2.216.580 руб.

Стороны постановили начать слияние с 1/14 января 1910 года. Решив составить устав нового банка по обоюдному согласию на основе прежних уставов двух банков, они, однако, заранее устано­вили, что Совет нового банка будет состоять из 15—18, а его ди­рекция из 5 членов. Завершить слияние решено было до 30 июня

190

1910 года. Заключительный протокол до начала его исполнения подлежало представить на рассмотрение министра финансов РОС­СИИ130.

Итак, соглашение по основным вопросам было достигнуто. С этого момента началась рутинная работа по выработке взаимопри­емлемого текста устава и проведению его через соответствующие «инстанции» царского режима, по согласованию и решению мно­жества практических вопросов.

11 января 1910 г. под председательством товарища министра юстиции АТ.Гасмана состоялось особое совещание по делу о сли­янии Русско-Китайского и Северного банков, в котором участво­вали представители Министерства юстиции, Министерства финан­сов, Министерства торговли и промышленности и Государствен­ного контроля, также «приглашенный для представления объясне­ний» А.И.Путилов. Оно пришло к выводу, что слияние Русско-Китайского и Северного банков на предложенных основаниях «представляется вполне допустимым и не вызывает в существе ни­каких возражений»131.

Еще дважды 15/28 января и 4/17 февраля 1910 г. — в Париже собирались представители заинтересованных сторон на совещания для решения возникавших вопросов132. 8/21 февраля Путилов и Верстрат сообщили Нецлину и Доризону о получении согласия Министерства финансов на выработанные условия слияния Рус­ско-Китайского и Северного банков и выпуска акций новым Рус­ско-Азиатским банком133. В марте состоялись общие собрания ак­ционеров обоих банков, одобрившие предложенную им комбина­цию134. На совещаниях представителей Русско-Китайского и Се­верного банков, состоявшихся 24 марта / 6 апреля и 29 марта / 11 апреля в Петербурге, были рассмотрены вопросы организаци­онного устройства нового банка, функции его руководящих орга­нов. Прибывший на второе из этих заседаний Доризон «одобрил общий план организации будущего Русско-Азиатского банка»135.

Вернувшись в Париж, Доризон доложил на заседании Цент­рального Комитета и административного совета Генерального Об­щества о результатах состоявшихся в Петербурге совещаний. Он рассказал также о том, что правление нового банка будет состоять из шести членов — трех русских и трех французов, председателем правления нового банка станет Путилов, вице-председателем — Верстрат, в качестве представителя Генерального Общества в прав­ление войдет ЖДюбрейль, являвшийся директором агентства этого банка в Марселе; инспектора Генерального Общества, пред­ставлявшие его в Северном Банке, Легран и Шатеро займут мес­та — первый — генерального инспектора нового банка, второй — заместителя директора его центральных служб136.

13/26 апреля 1910 г. в Парижско-Нидерландском банке состо­ялось новое совещание, в котором приняли участие руководители Парижско-Нидерландского банка и Генерального Общества Э.Не-цлин, АТурраттини, А.Бенак, А.Спитцер, Г.Рендр, а также М.Вер­

191

страт. Оно ратифицировало решения, принятые в Петербурге и рассмотрело вопросы организации работы той части Совета нового банка, которую должны были составить его члены, проживавшие в Париже. В протоколе совещания от 13/26 апреля оно называлось либо «Советом в Париже», либо «Парижским комитетом». Участ­ники совещания явно видели в ней верховный орган банка, кото­рому надлежало руководить деятельностью правления. «Его засе­дания, — говорилось в протоколе совещания, — будут происходить два раза в неделю в установленные дни. На его рассмотрение должны передаваться документы, перечень которых будет вырабо­тан, в том числе итоги и балансы на конец каждого месяца, доку­менты инспекции, отчеты о состоянии кассы, копии протоколов заседаний правления. Правление в Петербурге не может решать финансовые дела без предварительной консультации с Советом в Париже. Оно обязано посредством докладов, пересылаемых в ус­тановленные дни, держать Парижский комитет в курсе дел банка, как его центрального аппарата, так и отделений. Чтобы уточнить отношения двух частей Совета — в Петербурге и в Париже — будет выработан особый внутренний регламент». Все вопросы под­держания отношений между Парижем и Петербургом были возло­жены на Рендра. Совещание рассмотрело также перспективный состав Совета137.

Наконец, 19 апреля / 2 мая 1910 г. в Парижско-Нидерландском банке состоялось еще одно совещание, посвященное подготовке учреждения Русско-Азиатского банка. Оно уточнило прежнее ре­шение, определявшее количество акций Русско-Азиатского банка, подлежавших реализации в связи с тем, что выяснилось намерение царского правительства отказаться от участия в этом банке. Для покупки у Государственного банка 8.609 акций Русско-Азиатского банка, которые он должен был получить в обмен на принадлежа­щие ему акции Русско-Китайского банка, решено было организо­вать особый синдикат138.

25 мая / 7 июня 1910 г. постановление об учреждении Русско-Азиатского банка на основе слияния Русско-Китайского и Север­ного банков принял Совет Министров России139. 1/14 июня 1910 г. Нецлин доложил на заседании административного совета Парижско-Нидерландского банка, что все вопросы слияния Рус­ско-Китайского и Северного банков определены окончательно140.

Однако прошло еще четыре месяца прежде чем оно было фак­тически реализовано. Лишь в октябре, когда последовало опубли­кование устава Русско-Азиатского банка, был создан банковский синдикат, осуществивший намеченные операции по размещению акций нового банка141. С декабря 1910 г. Русско-Азиатский банк стал фактически функционировать.

Содержащиеся в архиве Генерального Общества материалы по размещению акций Русско-Азиатского банка в 1910 г., затем по осуществлению нового их выпуска в 1912 г. не оставляют сомне­ния в том, что большая их часть была реализована во Франции.

192

Доля русской группы в упомянутой операции составила 25%. Ос­тальные 75% реализуемых акций брали на себя поровну Париж­ско-Нидерландский банк и Генеральное Общество142.

Среди документов архива Генерального Общества сохранилась записка, датированная ноябрем 1918 г., в которой содержатся дан­ные, позволяющие составить представление о числе акций Русско-Азиатского банка, размещенных во Франции к началу Первой ми­ровой войны. Это сведения о количестве акций Русско-Азиатского банка, по которым дивиденды за 1914 г. были выплачены во Франции. Таких акций насчитывалось 183.041 шт. из общего числа 240.000 акций, выпущенных к тому времени банком, или 76,3%. В дальнейшем, согласно данным, содержащимся в записке, число акций, представлявшихся к оплате дивидендов во Франции сни­жалось: август 1916 г. — 121,2 тыс., декабрь 1916 г. — 116,1 тыс. и июль 1917 г. — 82 тыс. Автор записки по этому поводу пишет: «Прогрессирующее уменьшение этой цифры могло обуславливать­ся как крупными покупками акций, которые осуществлялись рус­скими, так и снижением курса рубля и трудностями, с которыми встречались при предъявлении акций к оплате мобилизованные в армию или оставшиеся на захваченной части страны»143. Возмож­но имело место и то и другое. Во всяком случае, проведенная французским правительством в 1919 г. регистрация размещенных там российских ценностей выявила только 102,4 тыс. акций Рус­ско-Азиатского банка144. Размещение во Франции большей части акций Русско-Азиатского банка обеспечивало занимавшимся им французским банкам — Парижско-Нидерландскому и Генерально­му обществу — командную роль. Она в полной мере проявилась еще в ходе создания Русско-Азиатского банка и специально была подробно рассмотрена. Естественно, что эти банки постарались обеспечить контроль за деятельностью созданного ими дочернего банка.

Поскольку это был российский банк во главе его правления неудобно было поставить француза. Организаторы остановились на фигуре А.И.Путилова, деловые качества и связи которого с ру­ководящими деятелями Министерства финансов их вполне устра­ивали. Но хотя он был избран председателем, тот факт, что ему и вице-председателю правления Верстрату было установлено абсо­лютно одинаковое содержание, подчеркивало их фактическое ра­венство. Кроме того в правление Русско-Азиатского банка вошли: бывший член правления Русско-Китайского банка П.А.Бок и быв­ший член правления Северного банка В.Ф.Давыдов — брат дирек­тора кредитной канцелярии Министерства финансов, а также в ка­честве представителя Генерального Общества ЖДюбрейль. Место, предназначенное в правлении для представителя Парижско-Ни­дерландского банка, оставалось некоторое время вакантным, затем его занял упоминавшийся выше Р.Легран, также делегированный Генеральным Обществом.

7 — 4502

193

Если в правлении существовало равенство русских и француз­ских членов, то в Совете из 17 членов 9 были французами. Причем Парижско-Нидерландский банк, руководители которого, видимо, не собирались непосредственно вникать в дела правления, в Со­вете получили преобладающее число мест, представленных фран­цузским банком. Его преобладание особо подчеркивалось и избра­нием Нецлина на пост председателя Совета. Поскольку парижская часть Совета брала на себя, как отмечалось выше, функции кон­троля за деятельностью правления, то легко заметить, что нити этого контроля оказались сосредоточенными в руках у руководи­телей Парижско-Нидерландского банка, и обеспечение необходи­мого влияния на принятие текущих решений, как видно, возлага­лось на представителей Генерального Общества. Такое «разделение труда» достаточно ясно проявилось в дальнейшем.

* * *

При создании Русского-Азиатского банка его организаторами Парижско-Нидерландским банком и Генеральным обществом, как мы видим, были предприняты специальные меры, чтобы обеспе­чить повседневный контроль за его деятельностью. Удалось ли им достичь своей цели? Как реализовалось их стремление к управле­нию Русско-Азиатским банком на практике? Чтобы попытаться ответить на эти вопросы, необходимо проникнуть в управленчес­кую кухню Русско-Азиатского банка, увидеть как его руководите­лями принимались решения, проанализировать в какой мере эти решения соответствовали указаниям и интересам их французских патронов. Дошедшая до нас документация не позволяет в сколь­ко-нибудь полной мере реализовать эту программу, но некоторые фрагменты интересующей нас исторической действительности она все же дает возможность рассмотреть.

В архиве Генерального Общества сохранилась переписка между Путиловым и Доризоном, относящаяся к июлю—сентябрю 1911 го­да. Шел первый год существования Русско-Азиатского банка. Со­зданный из двух разнородных частей, унаследованных от Русско-Китайского и Северного банков, единственной общей чертой ко­торых была их недостаточная жизнеспособность, новый банк пере­живал трудный период перестройки и становления. В этих усло­виях обнаружились дефекты его организации. Верстрат, еще в Се­верном банке не проявивший особых способностей как банков­ский деятель, теперь, когда масштабы дела возросли и задачи ус­ложнились, оказался явно не в состоянии выполнять возложенные на него функции. Другой представитель Генерального Общества Дюбрейль, будучи знатоком банковского дела, не знал русского языка и местных условий. К тому же, между ними началась скло­ка, окончательно парализовавшая деятельность французских чле­нов правления. Недееспособным оказался и Парижский комитет Совета. Созданная французскими организаторами Русско-Азиат-

194

ского банка система руководства им — «правление — Парижский комитет Совета — «правление» — вследствие ее громоздкости и неповоротливости действовала плохо. Это крайне осложняло со­гласование решений, принимаемых в Петербурге, с Парижем. Между тем, с первых же шагов Русско-Азиатского банка между Путиловым и его парижскими патронами стали возникать разног­ласия. Впрочем и последние также были не вполне едины в своих требованиях к новому банку. Руководители каждого из двух па­рижских банков видели в Русско-Азиатском банке инструмент для реализации своих собственных дел в России. Предложение Пути­лова об осуществлении ряда перспективных операций, выходящих за рамки их непосредственных интересов, было ими отвергнуто. Между тем, некоторые «дела», навязанные Русско-Азиатскому банку его парижскими патронами вопреки возражениям Путилова, оказались неудачными. Все это ускоряло назревавший кон­фликт145.

Путилов видел выход из создавшейся ситуации в реализации Русско-Азиатским банком при поддержке его парижских патронов крупных операций, благодаря которым он занял бы ведущее место среди петербургских банков, 3/16 июля 1911 г., как сообщил Не-цлин в письме Доризону, к нему на курорт Котере явился Давы­дов с предложением Путилова о слиянии Русско-Азиатского и Си­бирского банков и организации банковской группы для получения от правительства концессий на постройку железных дорог. Это предложение вызвало у Нецлина раздражение. «Это меня побуди­ло, — писал он, — изложить ему в общих чертах наши претензии. Я сделал это обстоятельно, дал ему понять, что, проводя прежнюю линию, их банк не будет представлять для нас никакого интере­са»146. 16/29 июля Нецлин направил Доризону из Котере еще одно письмо, в котором информировал о получении от него записки от 13/26 июля и препровожденного с ней письма. По-видимому, речь шла о письме Доризона Давыдову от 25 июля, о котором речь будет идти впереди. Солидаризируясь с содержанием полученного письма, Нецлин продолжал, «... я написал в том же смысле и гос­подину Путилову, дав ему почувствовать всю опасность этих по­стоянных иммобилизаций, которые поглощают его свободные средства». И вслед за тем сообщал о своем решении выйти в от­ставку с поста председателя Совета Русско-Азиатского банка. Он мотивировал это решение своим избранием президентом Париж­ско-Нидерландского банка. Однако, читая его письмо, трудно из­бавиться от впечатления, что оно было обусловлено опасением за действия руководителей Русско-Азиатского банка. По его словам, «подача им прошения об отставке почти совпала с визитом Давы­дова», а потому он изложил ему мотивы этого решения, добавив, что в нем следует видеть лишь личную причину — «интерес Па­рижско-Нидерландского банка в Русско-Азиатском банке остается таким же, как и раньше»...147. Странно, что Нецлин не сообщил Доризону о своей отставке в письме от 3/16 июля. Не был ли

7*

195

визит Давыдова тем последним импульсом, который побудил Не­цлина принять свое решение?

Как бы то ни было, но его отставка внесла определенные из­менения в сложившуюся расстановку сил: Парижско-Нидерланд­ский банк уступил Генеральному Обществу руководящую роль по отношению к Русско-Азиатскому банку. Функцию главного на­ставника руководства Русско-Азиатского банка охотно взял на себя Доризон. Именно между ним и Путиловым произошел кон­фликт.

12/25 июля 1911 г. Доризон послал Давыдову письмо, в кото­ром выражая тревогу относительно дел банка, в частности, писал: «... вы располагаете в различных формах слишком значительными заемными средствами и, вероятно, не существует не только в Рос­сии, но и в мире другого учреждения, положение которого отно­сительно его общего баланса было бы таким же тяжелым... Вы ша­гаете слишком быстро и в случае международного кредитного кри­зиса сразу же окажетесь в руках у Государственного банка»148. А на следующий день он направил в Парижское отделение Русско-Азиатского банка короткую записку, где выражалось недовольство тем, что правление банка не направило ему в связи с предстоящим собранием акционеров необходимых сведений. Эта записка была переправлена отделением в Петербурге149.

Замечание Доризона вызвало резкую и явно не ожидавшуюся в Париже реакцию Путилова. На письмо Доризона, адресованное Давыдову, ответил сам Давыдов. В своем ответе от 18/31 июля, признав, что положение Русско-Азиатского банка является дейст­вительно сложным, он обстоятельно разобрал причины этого и по­казал, что парижские патроны своими советами и действиями от­нюдь не способствуют улучшению этого положения. Они требуют от Русско-Азиатского банка расширения его операций, открытия новых отделений, но не оказывают ему необходимой поддержки. В этой связи, упомянув о бланковом кредите в 5 млн. руб., откры­том Русско-Азиатскому банку Дойчебанком в Берлине, Давыдов писал: «Мы надеемся, что учреждения, которые патронируют нас, будут делать для нас не меньше, чем посторонние»150.

И вдруг через полмесяца после этого вполне спокойного ответа последовали одно за другим три письма Путилова, адресованные Доризону, от 4, 8, 9 августа (ст. ст.). В связи с замечаниями, сде­ланными Доризоном, Путилов в своих письмах, угрожая отстав­кой, выдвинул Доризону ряд требований. Нелегко передать содер­жание этих весьма обширных (составляющих в общей сложности более 30 страниц) и чрезвычайно эмоциональных писем. Попыта­емся отметить лишь наиболее важное для понимания отношений Русско-Азиатского банка с его парижскими патронами. Характер­но, что Путилов не только не отрицал зависимого положения Рус­ско-Азиатского банка, но, наоборот, подчеркивал его. «Учтите, — писал Путилов Доризону, — что я являюсь деловым человеком, а не дипломатом, и что я считаю совершенно неуместным всякие

196

соображения относительно независимости Русско-Азиатского банка по отношению к Парижу. Я прекрасно понимаю, что по­скольку в руках Генерального Общества и Парижско-Нидерланд­ского банка большинство наших акций, то именно они являются настоящими хозяевами нашего предприятия, и мы, правление, представляем собой лишь их служащих, обязанных либо испол­нять приказы своих хозяев, либо уходить». Заверяя Доризона в своей готовности быть полезным французским «мэтрам», Путилов указывал на то, что в создавшихся условиях он, однако, не в со­стоянии выполнять свою миссию и поэтому требовал: 1) навести порядок в деятельности французских представителей в правлении и Совете Русско-Азиатского банка, с тем чтобы обеспечить необ­ходимые связи и взаимодействие между Петербургом и Парижем, и 2) избавить его от мелочных придирок и необходимости отчи­тываться перед множеством лиц, в функциях которых по отноше­нию к Русско-Азиатскому банку невозможно разобраться, и предоставить ему большую свободу действий как в определении главных направлений деятельности банка, так и в принятии кон­кретных решений151.

Можно, разумеется, допустить, что замечания Доризона, сами по себе, впрочем, вполне ординарные, явились той последней кап­лей, которая переполнила чашу терпения Путилова. И все же на­прашивается мысль, что он специально воспользовался ими, чтобы в тот момент, когда среди патронов Русско-Азиатского банка в Париже произошла «смена караула», добиться укрепления своих позиций. Во всяком случае, письмо Путилова от 4 августа вызвало у Доризона очевидное замешательство. Вероятно, пер­спектива отставки Путилова его испугала. Еще летом 1910 г., об­ращаясь к Нецлину, он выражал опасение, что свобода их оценки руководства, учреждаемого ими Русско-Азиатского банка, будет «парализована опасениями, что будущий президент ответит на всякий прямой или косвенный совет заявлением об отставке»152. Ответное письмо Доризона, хотя и содержало немало упреков Пу­тилову, носило в целом примирительный характер. Доризон при­знавал недостатки работы французского персонала в Русско-Ази­атском банке, несогласованность действий представителей Гене­рального Общества и Парижско-Нидерландского банка. Он писал: «Вы требуете от меня карт-бланш. Я согласен с Вами в отношении того, что нельзя руководить из Парижа банком в Петербурге. Но я Вас призываю также посвятить себя исключительно вашему делу и не соглашаться разделять ответственность за него». Он предло­жил Путилову в сопровождении Давыдова встретиться с ним в сентябре, чтобы обсудить вопросы организации дальнейшей рабо­ты. По сути дела, он выдвинул совершенно иную конструкцию взаимоотношений, чем та, которая была предварительно вырабо­тана на упомянутых выше совещаниях в Париже. Ее основу долж­ны были составлять непосредственные деловые связи между До­ризоном и Путиловым153.

197