2 Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны

Ниже приведены результаты исчислений П.Грегори, характери­зующие изменения в структуре народного дохода России в конце XIX — начале XX вв. и темпы роста его компонентов80.

Очевидно, что соотношение долей сельского хозяйства и про­мышленности, строительства, коммуникаций в народном доходе, претерпев существенные изменения в конце XIX в., в дальнейшем мало изменились, так как среднегодовые темпы роста дохода от сельского хозяйства увеличились, а от промышленности, стро­ительства, коммуникаций — снизились. Вместе с тем бросается в глаза несоответствие удельного веса в общем числе жителей Рос­сии каждой из упомянутых трех групп производительного населе­ния их участию в создании народного дохода. Первая группа (сельское хозяйство), составлявшая в конце XIX в. 78,9%, произ­водила 51,3% народного дохода, вторая (промышленность и транс­порт), на долю которой приходилось 12,0% населения страны, да­вала 30,6%, а третья (торговля и услуги), объединявшая 9,1% жи­телей, приносила 18,1%.

 

Периоды Доход от сельского хозяйства Доход от промышленности,

строительства, транспорта, связи Доход от торговли, услуг Народный

ДОХОД   

Доли народного дохода (%)   

1883-1887 57,4 23,4 19,2 100,0   

1897-1901 51,3 30,6 18,1 100,0   

1909-1913 50,7 32,3 17,1 100,0   

Темпы годового прироста (%)   

1883-1887 -1897-1901 2,55 5,45 2,50 3,4   

1897-1901 -1909-1913 3,00 3,60 2,75 3,1  

К началу XX в. в России в основном сложилась отраслевая структура как сельского хозяйства, так и промышленности. Рос­сийское хозяйство носило многоотраслевой характер с достаточно четко выявившейся спецификацией отдельных районов. Так, В.И.Ленин указывал на существование в Европейской России рай­онов зернового хозяйства (южные и юго-восточные окраины), тор­гового скотоводства и молочного хозяйства (прибалтийские, запад­ные, северные, центрально-промышленные и частично централь­но-земледельческие губернии) и льноводства (19 губерний нечер­ноземной полосы)81. Как уже отмечалось выше, специализация проявилась и в развитии сельского хозяйства в Сибири и Средней Азии.

Что касается российской промышленности, то к началу XX в. самыми крупными ее отраслями были текстильная и пищевая, рост которых являлся непосредственным результатом капиталисти­

30

ческой эволюции сельского хозяйства. На их долю неизменно приходилось свыше половины всей стоимости промышленной продукции. Достигшая значительного объема производства пище­вая промышленность, включавшая мукомольное, сахарорафинад­ное, маслобойное, спиртоводочное и табачное производства, сви­детельствовала о прогрессе торгового земледелия в России. А на­личие развитой текстильной промышленности, где главную роль играло работавшее преимущественно на импортном сырье хлопча­тобумажное производство, основным потребителем которого было сельское население, свидетельствовало о достаточно далеко зашед­шем процессе общественного разделения труда. Третье место за­нимала металлическая промышленность — металлургия и метал­лообработка, — развитие которой, обусловленное первоначально главным образом железнодорожным строительством, с конца XIX в., все больше ориентировалось на потребности промышленности и массового спроса.

Превращение Южного промышленного района в главный центр горно-металлургической промышленности завершило райо­нирование промышленности в Европейской России. Рождение но­вого промышленного района вызвало не только количественные, но и качественные изменения в размещении промышленности. Передельные металлургические заводы Северо-Запада и Центра свертывали металлургическое производство, переходя на металло­обработку и машиностроение. Более четкой становится специали­зация старых промышленных районов — Петербургского и Цент­рально-промышленного. Первый окончательно утвердился как главный центр машиностроения; второй укрепил свои позиции в качестве основного района текстильной промышленности.

Ко всему этому следует добавить, что к началу XX в. в Евро­пейской России сложилась сеть железных дорог, которая мало из­менилась в дальнейшем.

В то же время стабилизировалась также структура мирохозяй­ственных связей России.

Внешняя торговля любой страны хорошо отражает характерные черты ее экономического развития. Это в полной мере относится и к России. Ее доля в общей сумме оборотов мировой торговли составляла в начале 900-х годов немногим более 3%. Она была меньше даже доли России в мировом промышленном производст­ве, не говоря уже об ее удельном весе в производстве сельскохо­зяйственных продуктов. Это несоответствие указывает на важную черту развития российской экономики — тенденцию к автаркии. Как промышленное, так и сельскохозяйственное производство в России было ориентировано главным образом на внутренний рынок. К тому же в отличие от западно-европейских государств, колонии которых были отделены от метрополий морями, в Рос­сийской империи товарооборот между той ее частью, которую можно рассматривать в качестве метрополии, и колониальными районами происходил в рамках внутреннего рынка. Огороженный

31

высокой таможенной стеной, всероссийский рынок составлял как бы автономный сектор международной системы разделения труда. Внешние экономические связи России играли сравнительно вто­ростепенную роль в функционировании системы разделения труда, сложившейся в рамках Российской империи. Это следует иметь в виду при их рассмотрении.

Мы располагаем чрезвычайно детальными и, как теперь дока­зано, весьма достоверными статистическими сведениями, характе­ризующими развитие российской внешней торговли82.

Во второй половине XIX в. преобладающее место в российском экспорте заняли зерновые. В середине 70-х годов она достигла 50% и на этом уровне (при постоянных колебаниях) держалось до 1900-х годов. Вместе с тем возросло и значение вывоза леса. К на­чалу XX в. второй статьей после хлеба российского экспорта стал лес. В 1896—1900 гг. на его долю приходилось 7,7% общей стои­мости вывезенных из России товаров. Из старых статей экспорта важные позиции сохранил лишь лен (7,3%). Упало значение вы­воза пеньки и шерсти. Почти полностью прекратился вывоз жи­вотного сала, употребляющегося главным образом на изготовление свечей. Зато в российском экспорте заняли заметное место нефте­продукты (4,7%) и сахар (3,0%). Во второй половине 90-х годов резко возрос вывоз яиц (4,0%). Мировой экономический кризис начала 90-х годов, чрезвычайно болезненно отразившийся на рос­сийской промышленности, и дальнейшая капиталистическая пере­стройка сельского хозяйства внесли свои коррективы в структуру российского экспорта. России не удалось закрепиться на рынках Западной Европы в качестве поставщика нефтепродуктов и сахара, в результате чего удельный вес этих товаров в российском экспор­те снизился. Экспорт хлеба, продолжая испытывать колебания в зависимости от урожаев, все же имел тенденцию к возрастанию. Но его доля в общей сумме российского экспорта несколько сни­зилась.

К 1861 г. главной статьей российского импорта стал хлопок-сырец. В 1856—1860 гг. на его долю приходилось 12,8% общей сто­имости ввезенных товаров. Кроме ввоза красителей, важную роль приобрел в это время ввоз машин. Происшедшие изменения сви­детельствовали о росте промышленного производства в России. Однако в ее импорте продолжали еще преобладать товары потре­бительского спроса: пищевкусовые продукты и ткани.

К началу XX в. положение изменилось. Самыми крупными статьями российского импорта стали наряду с хлопком машины, металлы, шерсть. В конце 70-х годов полностью прекратился ввоз сахара: Россия сама стала его экспортером. Сохранили свои пози­ции в российском импорте лишь такие продовольственные това­ры, как чай, фрукты и рыба. В 1896—1900 гг. 47,5% стоимости российского импорта приходилось на долю основных товаров про­изводственного спроса: хлопка, машин, металлов, шерсти, краси­телей и химических продуктов, угля. В 1900—1913 гг. структура

32

российского импорта осталась в основном прежней. Единственное существенное ее изменение составило снижение удельного веса ввозимых металлов (с 10,5% в 1896—1900 гг. до 3,3% в 1909— 1913 гг.).

Ввоз машин резко возрастал в периоды промышленных подъ­емов и на высших их фазах (1878—1880, 1898—1900 и 1911— 1913 гг.) существенно превышал ввоз хлопка, оттесняя его на вто­рое место. В остальное время в российском импорте первенство­вал хлопок. Его доля была наиболее значительной во второй по­ловине 80-х — начале 90-х годов XIX в. (свыше 1/5 всего ввоза). В дальнейшем она стала понижаться. Увеличение потребности российской хлопчатобумажной промышленности в сырье с конца XIX в. все в большей мере удовлетворялось за счет отечественного (среднеазиатского и закавказского) хлопка, доля которого в пред­военные годы превысила 50%. Накануне войны, когда ввоз машин в Россию достиг максимальных размеров половину его составляли производственные машины, главным образом станки, четверть — сельскохозяйственные машины и орудия, десятую часть — элект­рические машины и электрооборудование. Остальное приходилось главным образом на части машин. Из транспортных машин Рос­сия ввозила только автомобили. Потребность российских желез­ных дорог в паровозах и вагонах удовлетворялась за счет их внут­реннего производства.

Таким образом, структура российского экспорта лишний раз указывала на преобладание в экономике страны сельского хозяй­ства преимущественно зернового направления, но с проявившим­ся уже признаками развития интенсивного животноводства. При общем росте производства сельскохозяйственных продуктов на­блюдалась отчетливая тенденция, с одной стороны, к снижению удельного веса заграничного вывоза большей их части, а с другой стороны, к появлению среди этих продуктов таких, производство которых было рассчитано главным образом на экспорт (например, коровье масло)83. Примечательно, что, кроме леса, в экспорте Рос­сии почти отсутствовали товары, представлявшие собой результат эксплуатации природных богатств страны, в частности, ископае­мое сырье. Следовательно, рост горной промышленности опреде­лялся внутренними потребностями экономического развития.

Характер российского импорта, и в частности сугубо второсте­пенное значение в нем потребительских товаров промышленного производства, свидетельствовали о том, что спрос на предметы по­требления в основном удовлетворяется отечественной промышлен­ностью. О значительном объеме промышленного производства, особенно текстильного, говорили масштабы импорта сырья, хлоп­ка, шерсти, красителей. Наконец, высокие показатели ввоза про­изводственных машин сигнализировали о росте и техническом перевооружении промышленности, а сельскохозяйственных ма­шин — об оснащении ими аграрного производства.

2 — 4502

33

Весьма показательны для понимания состояния народно-хо­зяйственного организма России конца XIX — начала XX вв. и его внешние финансовые связи. Важнейшей и наиболее старой их формой были заграничные государственные займы. Впервые при­бегнув к займу за границей в 1769 г., царское правительство в дальнейшем стало регулярно обращаться к зарубежному денежно­му рынку. К 1861 г. его внешний долг составлял уже значительную сумму в 350—450 млн. руб.84. С 30-х годов XIX в., когда в России было учреждено первое железнодорожное общество, за границей стали размещаться, кроме облигаций государственных займов, об­лигации и акции, выпущенные железнодорожными обществами. Поскольку в большинстве случаев доходность таких акций и об­лигаций гарантировалась государством, они обращались на денеж­ных рынках и принимались в залог кредитными учреждениями фактически наравне с российскими государственными бумагами. К тому же многие железные дороги, построенные акционерными обществами, затем перешли в казну, а займы ликвидированных железнодорожных обществ стали непосредственной частью госу­дарственного долга. В состав последнего входили также обязатель­ства двух государственных ипотечных банков — Дворянского и Крестьянского, размещение которых за границей началось на ис­ходе XIX века.

К началу 90-х годов XIX в. почти 3/4 иностранного капитала, помещенного в российские государственные займы и действовав­шие в России акционерные предприятия, оказались направлены на железнодорожное строительство, около l/s — на «общие нужды» государства и меньше 1/ю — на учреждение и развитие де­ятельности нежелезнодорожных акционерно-паевых предприятий. За 1861—1881 гг. внешняя задолженность России возросла на 2 млрд. рублей. Более 4/5 этой суммы пошла на сооружение же­лезных дорог, т.е. на производительные цели85. Однако к началу 80-х годов платежи процентов и погашения по реализованным за границей государственным и гарантированным правительством займам возросли настолько, что новые займы уже не могли их по­крыть86. Равновесие платежного баланса России по заграничным займам в дальнейшем поддерживалось лишь за счет активного сальдо внешнеторгового баланса.

Железнодорожная программа 60—70-х годов, выполнение кото­рой послужило мощным двигателем индустриального развития России, обошлось ей дорого. Согласно расчету П.Грегори, в 1881— 1900 гг. Россия выплатила за границу погашения и проценты по этим займам свыше 2,5 млрд. руб., что более чем в полтора раза превышало сумму иностранных капиталов, вложенных в железно­дорожное строительство за то же время87. Кроме этой видимой стороны использования иностранного капитала в народном хозяй­стве России, оно имело невидимую, как бы оборотную сторону. Недостаточность внутренних накоплений, обусловившая приток иностранного капитала, порождалась в России главным образом

34

тем, что большая их часть при помощи системы государственного кредита отвлекалась от производительного использования в народ­ном хозяйстве и шла на поддержание царского самодержавия и помещичьего землевладения. Задача обеспечения политического господства и экономических привилегий помещиков в условиях развивающегося капитализма требовала от царизма огромных не­производительных затрат, но та же задача побуждала его идти и на большие производительные расходы: сооружение железных дорог, обеспечивавших помещичьим хозяйствам выход к рынкам, поощрения развития отраслей промышленности, необходимых для железнодорожного строительства и т.п. Возможность получать средства для их покрытия за границей позволяла царскому само­державию использовать ресурсы внутреннего накопления для удовлетворения непроизводительных потребностей («общих нужд»). К 1893 г. царское правительство израсходовало на «общие нужды» из внутренних накоплений почти на х/г млрд. больше той суммы, которую составили иностранные займы на железнодорож­ное строительство (см. табл. 18.3). Однако чем больше возрастала заграничная задолженность России, тем труднее становилось по­лучать новые займы. Уже в начале 90-х годов появились первые признаки исчерпания возможностей для дальнейшего размещения российских займов на европейских денежных рынках. А к концу этого десятилетия стало очевидно, что Европа насыщена россий­скими государственными и гарантированными ценными бумага­ми88.

Введение царским правительством в середине 90-х годов золо­того обеспечения рубля способствовало бурному притоку в конце XIX в. прямых иностранных инвестиций в российское народное хозяйство, созданию в России промышленных и иных предпри­ятий заграничными компаниями и учреждению отечественных ак­ционерных обществ при участии иностранного капитала. В резуль­тате к началу 1900-х годов выявилась структура иностранной за­долженности России. Более 2/з всей суммы заграничных инвести­ций было вложено в облигации государственных займов, пример­но 1/10 — в гарантированные правительством облигации и акции железнодорожных обществ и около l/s — в акции и облигации действовавших в России отечественных и иностранных обществ. Определились и основные объекты этих вложений: железные до­роги (67,2%), промышленность (15,5%), «общие нужды» государ­ства и казенный ипотечный кредит (14,2%), кредит, страховое дело, торговля, транспорт, строительство, городское хозяйство (3,2%).

Вопрос о роли иностранного капитала в России, о прямых ре­зультатах и косвенных последствиях его воздействия на развитие российского народного хозяйства вызывал немало споров как у современников, непосредственно наблюдавших экономическую жизнь страны, так и у историков, занимавшихся ее ретроспектив­ным изучением. В этих спорах трактовка вопроса о роли ино­

35

странного капитала в России долгое время предопределялась теми или иными привходящими факторами, что обусловливало ее одно­сторонность. Примечательно, что первая вспышка полемики по этому вопросу относится ко второй половине 90-х годов, когда внешняя задолженность России уже превысили 3 млрд. руб. При­чем спор разгорелся не относительно государственного и гаранти­рованного правительством долга, составлявшего львиную долю этой суммы, а в связи с усилившимся притоком из-за границы предпринимательского капитала.

Проблема российских государственных и гарантированных зай­мов осталась в стороне и в дискуссиях второй половины 20-х го­дов, когда вопрос о роли иностранного капитала в экономическом развитии России обсуждался в связи с начавшейся разработкой со­ветскими историками и экономистами истории монополизации российского народного хозяйства. Среди исследователей, занимав­шихся ею в то время, преобладало мнение, согласно которому раз­витие российского капитализма к концу XIX — начала XX в. про­явления формирования монополистического капитализма они стали рассматривать как результат влияния извне, со стороны передовых капиталистических стран. Эти взгляды нашли свое вы­ражение в выдвинутой Н.Н.Ванагом концепции дочернего проис­хождения финансового капитала в России. Согласно ей, монопо­лии в России появились вследствие подчинения отечественной промышленности иностранными банками, которое осуществля­лось в «утонченной форме» — через российские банки89. Концеп­ция Ванага породила среди советских историков и экономистов оживленную дискуссию. Однако большинство ее участников не оспаривали решающей роли иностранного капитала в утверждении монополистического капитализма в России. Споры разгорелись преимущественно по другим вопросам: когда началось и заверши­лось становление монополистического капитализма в России, уве­личивалась или уменьшалась зависимость народного хозяйства страны от иностранного капитала и т.п.

Дискуссия показала уязвимость фактического обоснования концепции Ванага. Однако лежавшая в ее основе идея о произ­водном, зависимом характере процесса монополистического пере­рождения капитализма в России, хотя от нее в конечном итоге от­рекся сам ее автор, сыграла в дальнейшем важную роль в обосно­вании тезиса о полуколониальной зависимости России, превратив­шегося с середины 30-х годов в непререкаемую догму90. Под вли­янием тезиса о полуколониальной зависимости России роль ино­странного капитала в нашей стране стала рассматриваться совет­скими историками лишь сквозь призму подчинения им россий­ской экономики. При этом решение вопроса о степени этого под­чинения заранее предопределялось тезисом о полуколониальной зависимости России. К тому же главное значение в том подчине­нии отводилось прямым вложениям в российскую промышлен­ность и банки, составлявшим накануне Первой мировой войны

36

около четвертой части всего притока иностранного капитала Рос­сии, а важнейшая форма этого притока — заграничные займы цар­ского правительства — вновь оказалась вне поля зрения исследо­вателей. Их упорные поиски доказательств тезиса о полуколони­альной зависимости России в проникновении иностранного капи­тала в российскую промышленность и банки оказались малопло­дотворными91. Отказ советских историков в конце 50-х — начале 60-х годов от этого тезиса открыл значительно более результатив­ный этап в изучении вопроса о роли иностранного капитала в России. Исследования А.Л.Сидорова и Б.В.Ананьича убедительно показали, что главным фактором финансовой зависимости страны являются заграничные займы царизма92. Многоаспектному изуче­нию подвергся иностранный капитал в акционерных предприяти­ях, действовавших в России. К сожалению, работа советских ис­ториков в этом направлении, получившая широкий размах в конце 50-х — первой половине 60-х годов, затем оказалась свернута и лишь с середины 70-х годов стала понемногу возобновляться93. Но с конца 60-х годов к этой работе особенно активно присо­единились зарубежные исследователи, которыми был внесен весьма существенный вклад в изучение иностранного капитала в России94.

В результате всестороннему рассмотрению подверглись количе­ственные показатели иностранных вложений в России, уточнены данные об их структуре. Более ясными стали обстоятельства и ус­ловия заключения российских заграничных займов, практика их размещения. Обстоятельно изучена роль иностранного капитала в становлении и развитии российской промышленности, образова­ния монополистических объединений, формирования финансово­го капитала. При этом выявлена сложная и противоречивая кар­тина соперничества и сотрудничества как среди российских, так и среди иностранных промышленных групп и банков.

Значение иностранного капитала в социально-экономическом развитии России нельзя оценить однозначно. Восполняя искусст­венно создаваемый царским правительством отлив внутренних на­коплений из народного хозяйства страны в сферу непроизводи­тельного их использования, он обеспечивал возможность развития капитализма в России при существовании политического господ­ства помещиков и помещичьего землевладения и тем самым спо­собствовал сохранению самодержавно-помещичьего строя — глав­ного фактора, задерживавшего экономический и социальный про­гресс страны. Эта функция иностранного капитала стала очевид­ной в начале XX в., когда международные кредиторы царизма перешли от косвенной и непосредственной его поддержки путем предоставления займов на подавление революции и ведение войн. К тому же эта поддержка, как уже отмечалось выше, чрезвычайно дорого обходилась народному хозяйству России.

Вместе с тем бесспорно и то, что иностранные инвестиции сыграли важную роль в создании ряда народно-хозяйственных от­

37

раслей, наличие которых являлось необходимым условием инду­стриального развития страны (железнодорожный транспорт, горно-металлургическая промышленность, электротехника и др.). Они несли с собой не только передовую промышленную техноло­гию, но и веками складывавшиеся навыки капиталистического предпринимательства, способствуя тем самым утверждению в Рос­сии новейших организационных форм машинной индустрии, тор­говли и коммерческого кредита. Как показали исследования, ино­странные инвестиции не привели к подчинению экономического развития страны интересам государств-экспортеров капитала или зарубежных финансовых групп. Направления этого развития, от­раслевая структура народного хозяйства определялись прежде всего внутренними потребностями. Созданные иностранцами или при их участии промышленные и иные предприятия, работая на внутренний рынок, составляли органическую часть экономики России. Отсюда проистекала настоятельная необходимость сотруд­ничества их с местным капиталом. Та же необходимость диктова­лась и своеобразием социально-экономических условий страны, ее юридических норм и коммерческих традиций. Причем в сотрудни­честве иностранного и местного капиталов роль последнего неук­лонно возрастала.

Иностранные инвестиции в российскую промышленность, ве­дущие свое начало еще с середины XIX в., первоначально были тесно связаны с миграцией предпринимателей. Первыми объекта­ми иностранного предпринимательства стали хлопчатобумажное производство — наиболее динамично развивавшаяся тогда отрасль российской промышленности, а с 60-х годов — сахарное произ­водство, вступившее в полосу бурного роста. Иностранные пред­приниматели способствовали также становлению новых произ­водств электротехнического, парфюмерного, кондитерского. Хотя уже в то время были случаи учреждения в России акционерных обществ, все же предприятия, создававшиеся иностранцами, носи­ли обычно единоличный или узкосемейный характер. Некоторые из них в дальнейшем преобразовывались в акционерные компа­нии. Причем в их акционировании, как правило, принимали учас­тие местные капиталисты, а основатели этих предприятий в боль­шинстве своем переходили в российское подданство и постепенно ассимилировались. Лишь те из предприятий, основанных ино­странцами, которые представляли собой торговые или промыш­ленные отделения действовавших за границей фирм, продолжали сохранять устойчивые коммерческие или производственные связи со своей прародиной.

В 70—80-е годы интересы иностранного предпринимательства в России стали смещаться в сторону отраслей тяжелой промыш­ленности — горнодобывающей, металлургической и металлообра­батывающей, химической, а также городского хозяйства. Имми­грация иностранных предпринимателей продолжалась и в это время, но в качестве основателей новых предприятий в упомяну­

38

тых отраслях, требовавших значительных первоначальных вложе­ний, они оказались оттеснены на второй план крупными западны­ми промышленными фирмами или группами. А вслед за ними стали постепенно приобщаться к российским делам и банки. От­давая на этом этапе определенное предпочтение организации ино­странных компаний, предназначенных для деятельности в России, зарубежные фирмы и связанные с ними банки не отказывались и от учреждений российских акционерных обществ. Но и тех, и дру­гих тогда было еще немного, а к началу XX в. их стало несколько сотен. В 90-е годы в условиях бурного роста промышленности, со­провождавшегося небывалой учредительской горячкой, многооб­разные формы иностранного предпринимательства в России и его отношений с местным капиталом как бы срослись воедино, обра­зовав сложную систему взаимосвязи, в которой все более явствен­но проявлялась движущая роль банков. Гигантское увеличение масштабов капиталистического производства в последней трети XIX в., оттеснение на второстепенные позиции индивидуального капиталиста капиталистом ассоциированным — акционерными компаниями, вступление банков на путь финансирования про­мышленности — все это предопределило возрастание их роли в капиталистическом предпринимательстве.

Если первые шаги по пути финансирования промышленности в России иностранные банки делали независимо от российских, то с середины 90-х годов между ними и крупнейшими петербург­скими банками — Международным, Учетным и ссудным, Част­ным, Торгово-промышленным стало налаживаться постоянное со­трудничество. Последние выполняли первоначально роль младших партнеров, но по мере развития этого сотрудничества стали пре­тендовать на большее. Это особенно относится к Петербургскому Международному банку, который проявил в ряде дел по финанси­рованию российских предприятий стремление играть первую скрипку. Ведя дела с разными банковскими группами, он сумел занять в отношениях с зарубежными партнерами независимые по­зиции.

Кризис 1899—1903 гг. явился тяжелым испытанием для рос­сийской промышленности. Особенно трудным оказалось положе­ние иностранных обществ. Четвертая их часть прекратила опера­ции в 1901—1904 годах. Треть оставшихся приносила убытки. Не­завидную судьбу многих иностранных обществ разделили и неко­торые российские по уставу, но иностранные по составу капиталов предприятия. Созданные в период учредительской горячки без до­статочного инженерного и-экономического обоснования, а неред­ко лишь для того, чтобы сорвать учредительскую прибыль, они в условиях кризиса стали разваливаться как карточные домики. При этом пострадали не только профессиональные грюндеры и второ­разрядные кредитные учреждения вроде Парижского Международ­ного банка, но даже левиафаны международного финансового ка­питала — крупнейшие французские банки — Парижско-Нидер­

39

ландский и «Генеральное общество». Несмотря на все усилия, они не смогли спасти ряд созданных ими предприятий.

Потери, понесенные иностранным капиталом в России в годы кризиса, имели немаловажные последствия. Приток из-за границы вложений в акционерные предприятия, действовавшие в россий­ском народном хозяйстве, хотя и уменьшился, но отнюдь не пре­кратился. Более того, иностранные вложения явились важным фактором, способствовавшим выходу России из кризиса: их при­рост свыше чем в 3 раза превысил прирост отечественных вложе­ний в акционерные предприятия за 1900—1907 годы. Однако в структуре иностранного капитала, работавшего в российском на­родном хозяйстве, его стратегии и методах действий произошли существенные изменения. Они будут специально проанализирова­ны мной далее. А пока отмечу лишь их главную тенденцию: пере­ход иностранного капитала от непосредственного воздействия на производство к финансовому контролю.

Хотя, как отмечалось выше, прямые иностранные вложения в капиталистические предприятия в России первоначально были тесно связаны с иммиграцией из-за границы предпринимателей и инженерно-технического персонала, в дальнейшем, чем масштаб­нее становился приток иностранного капитала и российское на­родное хозяйство, тем меньшее значение имела связанная с ним иностранная иммиграция. Количественную характеристику резуль­татов последней дают следующие сведения об общем количестве рабочих, мастеров, заведующих и директоров на фабриках и заво­дах в 51 губернии Европейской России95 и числе иностранных подданных среди них на 1898 г., содержащиеся в делах Общей канцелярии министра финансов96:

Всего рабочих — 1.301.115 чел.

Из них иностранцев — 9.719 чел. (0,7%)

Всего мастеров и подмастерьев — 39.626 чел.

Из них иностранцев — 3.356 чел. (8,5%)

Всего заведующих и служащих администрации — 37.873 чел.

Из них иностранцев — 2.676 чел. (7,1%)

Следует заметить, что эти данные дают представление об удельном весе иностранных инженеров и служащих, мастеров и рабочих в российской промышленности на тот момент, когда их число было, вероятно, наиболее значительным, ибо в начале XX в., как показал Д.Мак-Кей, в России активизировался процесс замены иностранного персонала отечественным на предприятиях, в которых принимали участие зарубежные капиталисты, промыш­ленные группы, банки97. Таким образом, иностранный капитал в своей предпринимательской деятельности в России, используя де­легированные им из-за рубежа кадры высших управляющих и тех­нических руководителей, опирался все же на местные инженерные

40

и рабочие кадры, на их производственные навыки, знания и ин­теллект.

Чтобы завершить рассмотрение вопроса об уровне социально-экономического развития России к началу XX в. и характера ее отношений с окружающим капиталистическим миром, следует, пожалуй, коснуться той роли, которую она играла в научно-техни­ческом прогрессе. Как показала история науки и техники, участие отдельных стран в общечеловеческом процессе познания природы и совершенствовании на этой основе общественного производства, в поступательном движении научно-технической мысли и рожде­нии новых производственно-технических идей довольно хорошо отражает уровень развития производительных сил в этих странах и их место в мировой экономике.

Историей науки и техники выработаны достаточно четкие кри­терии характеризующие степени отсталости стран, оказавшихся в арьергарде научно-технического прогресса по сравнению со странами, игравшими в нем ведущую роль. Согласно им, исход­ным моментом, с которого в отставшей стране начинается под влиянием извне утверждение машинной индустрии, служит пре­одоление ею порога восприимчивости технических новаций, от­крывающее возможность ее индустриального развития на основе импортируемой техники и заимствованных технических идей98. Исходя из существующих в литературе датировок начала про­мышленного переворота в России, можно утверждать, что она преодолела этот рубеж не позднее чем к концу второй четверти XIX века.

А с 60-х годов начинается вторжение российской науки в ми­ровую научную мысль в качестве движущей силы ряда ее направ­лений. Именно в это время, спустя более десятилетия после смер­ти И.И.Лобачевского его идеи, получив, наконец, повсеместное признание, стали оказывать преобразующее воздействие на отече­ственную и зарубежную математику. Тогда же Россия дала миру теории, ознаменовавшие собой вступление в новый этап развития химии и физиологии, теорию химического строения органических соединений А.М.Бутлерова, периодический закон химических эле­ментов Д.И.Менделеева и теорию рефлексов головного мозга И.М.Сеченова. Этапными стали в истории антропологии и этно­графии открытия Н.И.Миклухо-Маклая 70—80-х годов, в истории биологии — предложенные И.И.Мечниковым теория развития многоклеточных организмов и учение о фагоцитозе, начало разра­ботки которых относится к тому же времени. На исходе XIX в. число научных направлений, в которых представители российской науки заняли ведущие позиции, возросло. Напомню, лишь наибо­лее выдающиеся и общепризнанные: их заслуги 1890— 1900-х го­дов — создание учения об условных рефлексах И.П.Павловым и теории почвообразования В.В.Докучаева и КДТлинки, основание аэродинамики Н.Е.Жуковским и геохимии — В.И.Вернадским, от­крытие растительного вируса Д.И.Ивановским, положившее нача­

41

ло вирусологии, и светового давления П.Н.Лебедевым, представ­лявшее собой важный шаг в развитии электромагнитной теории света, получение впервые в мире синтетического каучука и науч­ное обоснование возможности его промышленного синтеза С.В.Лебедевым и др.

Давно замечено, что в России фундаментальные науки опере­жали в своем развитии прикладные, технические, в то время как научная мысль здесь уже в последней трети XIX в. начинает вы­ходить на передовые рубежи мировой науки, технические идеи и разработки были направлены в это время главным образом на адаптацию зарубежной техники, приспособление ее к российским условиям. Ограничимся констатацией этого явления, ибо рассмот­рение его причин потребовало бы слишком много места. Прояв­лялись в них как общие закономерности взаимоотношений науки и техники, так и специфические особенности социально-экономи­ческого развития России. Как бы то ни было, усилия Д.И.Менде­леева поставить науку на службу производству не принесли жела­емого результата. В частности, его попытки добиться рациональ­ной добычи и переработки ценнейшего полезного ископаемого — нефти наталкивались на упорное сопротивление российских промышленников, которые в условиях характерной для Бакин­ского нефтеносного района простоты и дешевизны добычи нефти не спешили вкладывать средства на ее техническое усо­вершенствование и развитие переработки, предпочитая хищни­чески сжигать большую часть добываемой нефти под топками первых котлов".

Тем не менее уже в 70—90-х годах российскими учеными и инженерами было предложено немало выдающихся технических идей и изобретений. Однако, как правило, они либо не получили практического осуществления и были забыты, как (например, ле­тательный аппарат А.Ф.Можайского), либо оказались реализованы за границей и вернулись в Россию в иностранном обличье. Таковы были судьбы электрических ламп А.Н.Ладыгина и П.Н.Яблочкова, способа электросварки Н.Н.Бернард оса и др. Ориентированная в своем догоняющем развитии на заимствование готовой техники, апробированной в передовых индустриальных странах, промыш­ленность России была еще неспособна усваивать и использовать в массовом производстве также отечественные новации, которые выходили за рамки простого приспособления к российским усло­виям или улучшения известных технических устройств, техноло­гий, и т.п. и предлагали принципиально новые инженерные реше­ния, открывавшие совершенно неизведанные пути технического прогресса.

На исходе 90-х годов это положение начинает меняться. Гран­диозный промышленный подъем последнего десятилетия XIX в. создал необходимые производственные и психологические предпо­сылки для эмансипации технической мысли в России. А в усло­виях тяжелейшего кризиса 1899—1903 гг. и затянувшегося на пя­

42

тилетие периода выхода из него российские промышленные фирмы в поисках путей для своего выживания и развития стали проявлять большую отзывчивость к техническим новациям, при­чем не только к зарубежным, но и отечественным.

История изобретения радио А.С.Поповым и его последующего применения свидетельствует о том, что техническая мысль в Рос­сии, преодолевая путь подражательства, приобретает все более самостоятельный и поистине новаторский характер, вместе с тем предостерегает против преувеличения упомянутой отзывчивости российского промышленного предпринимательства. Но причины того, что многие изобретения, родившиеся в России получили более успешное и широкое применение за рубежом, перемещают­ся в конце XIX — начале XX в. с технической почвы на преиму­щественно коммерческую, проявляясь в слабой конкурентоспособ­ности российских промышленных фирм, их неподготовленности к борьбе за мировой рынок.

И все же перемены были налицо; один из признаков — бур­ный рост производства в России в начале XX в. дизель-моторов, в освоении которого российской промышленности принадлежала ведущая роль100. Другой признак — качественное обновление мо­делей паровозов, производившихся на российских заводах. Паро­возостроение сложилось в России еще в 70-е годы, и уже в то время почти полностью прекратился импорт паровозов. Уже в 80-е годы русскими инженерами были созданы оригинальные мо­дели, содержащие такие конструктивные решения, которые стали использоваться за границей. Паровозы серий «С», «Э» и «Д», к вы­пуску которых российские заводы приступили накануне и в годы Первой мировой войны, по своим технико-экономическим пока­зателям принадлежали к лучшим мировым достижениям в парово­зостроении101.

Вследствие резкого уменьшения в 1900-х годах заказов на па­ровозы в России паровозостроительные предприятия попытались выйти на зарубежный рынок. Их попытки оказались мало успеш­ными. Но причина этого заключалась главным образом в незна­нии российскими производителями условий зарубежного рынка, отсутствии за границей сбытовых структур, естественно, в том что покупатель предпочитал иметь дело с известными ему фирмами. Тем не менее в 1907 г. на конкурсе на поставку паровозов для ру­мынских железных дорог Коломенскому и Луганскому заводам удалось потеснить и берлинскую фирму «Борзиг» и получить часть заказа. В дальнейшем, как показывают архивные материалы Об­щества Коломенского завода, его правление настойчиво стреми­лось получить заказы не только в Румынии, но и в Болгарии, Ита­лии, Франции. С этой целью им совместно с правлением Русского общества заводов Гартмана (в Луганске) было создано зарубежное представительство в Париже. В 1912—1913 гг. оно налаживает связи с парижской прессой, устанавливает контакты с Министер­ством путей сообщения Франции и начинает переговоры с фран­

43

цузской железнодорожной компанией «Regie Generale», владевшей концессиями в Турции и Аргентине102.

Успехи в производстве дизель-моторов способствовали выдви­жению России на передовые позиции и в теплоходостроении, осо­бенно в сооружении пассажирских винтовых речных теплохо­дов103.

Впечатляющими были также достижения российской произ­водственно-технической мысли в области самолетостроения. В 1912—1913 гг. на Русско-Балтийском заводе началось серийное производство крупных многомоторных самолетов конструкции Сикорского «Русский Витязь» и «Илья Муромец», представлявшее собой первый реальный шаг к созданию транспортной и пасса­жирской авиации1 °4. Здесь зримо проявилось взаимодействие науки, техники и производства: выдающихся результатов в разра­ботке проблем аэродинамики Н.Е.Жуковским и его последовате­лями, уникального таланта конструктора и способности промыш­ленности к освоению серийного производства сложных машин. Чтобы по достоинству оценить этот факт, обратимся к документам эпохи. 19 марта 1913 г. английское посольство в Петербурге обра­тилось к министру иностранных дел России со следующим ме­морандумом: «Правительство его величества желает получить те сведения касательно русского аэроплана "Илья Муромец", кото­рые российское правительство могло бы сообщить, ввиду воз­можного приобретения подобных аппаратов для британского флота. Ввиду этого посольство его величества запрашивает, — не имеет ли российское правительство каких-либо возражений против того, чтобы представитель адмиралтейства имел свида­ние с г. Сикорским в целях осведомления о его намерениях ка­сательно аэропланов всякого другого типа, которые он, возмож­но, проектирует, и для просмотра, в случае возможности, чер­тежей»105. Получив этот меморандум, царское правительство ре­шило воспользоваться просьбой англичан, чтобы добиться от английского правительства уступок в переговорах относительно приобретения Россией военных судов, строившихся в Англии по заказу чилийского правительства. Ответная памятная записка, врученная российским министерством иностранных дел англий­скому послу в Петербурге 28 марта 1914 г., гласила: «Аэроплан г. Сикорского считается военной тайной, имеющей большое значение. Тем не менее, желая дать доказательство своих дру­жеских чувств в отношении Англии, императорское правитель­ство склонно выполнить пожелание, высказанное в памятной за­писке британского посольства от 1 апреля (19 марта) текущего года. Императорское правительство со своей стороны пожелает дать доказательство подобных же чувств в отношении России и не откажет в своем содействии с целью облегчить приобретение рос­сийским правительством военных судов, строящихся в Англии по заказу республики Чили»106.

44

Итак, процессы капиталистического; индустриального разви­тия России делали свое дело. В начале XX в. она выглядела иначе чем в середине XIX-го. Изменился и характер ее отношений с более развитыми капиталистическими государствами: из объекта экономического воздействия она начала превращаться в субъекта взаимодействия с ними. Ее отсталость по сравнению с самыми передовыми из них, пожалуй, даже возросла, но она вплотную приблизилась по абсолютным размерам промышленного произ­водства к тем старым капиталистическим державам, темпы разви­тия которых замедлились. Однако, какое значение имеют данные об абсолютных размерах промышленного производства при низ­ком его душевом уровне?

В нашей литературе часто повторяется известное ленинское положение о том, что Россия находилась «на границе стран циви­лизованных и стран, впервые этой войной окончательно втягива­емых в цивилизацию, стран всего Востока, стран внеевропей­ских...»107. Из этого обычно делается вывод, что в России сочета­лось и переплеталось передовое и отсталое, образуя некий средний уровень развития капитализма. Между тем из приведенного поло­жения следует лишь то, что граница между цивилизацией и сфе­рой ее распространения проходила через Россию, деля ее на две части, отделяя два полюса ее развития. Сложность проблемы за­ключается в том, что эта граница была во многом условной, яв­ляясь не столько географическим, сколько социальным фактором. Общественно-экономический организм страны представлял собой единство противоположностей — передового и отсталого. В этом противоречивом единстве передовое, сочетаясь и переплетаясь с отсталым, вместе с тем явно стремилось к локализации, образуя отрасли народного хозяйства и географические районы, где гос­подствовали достаточно зрелые формы капитализма. И именно это передовое, воздействуя на отсталое, определяло ту «общую линию», по которой при всех своеобразиях России шло ее разви­тие.

Будучи результатом общественного разделения труда на опре­деленной стадии социально-экономического развития, рост про­мышленного производства, отвечавший в России почти исключи­тельно потребностям внутреннего спроса, отражал степень капита­листической эволюции всего народного хозяйства. При этом абсо­лютные его размеры характеризовали масштаб передовой капита­листической сферы экономики страны, а показатели промышлен­ного производства на душу населения указывали на глубину про­никновения капитализма в толщу производственных отношений, степень подчинения им всего народного хозяйства и распростра­нения его на территорию страны.

45

Примечания

1 В советской историографии подобные исследования посвящены главным образом проблемам генезиса капитализма в Европе и особенно — вопросам капиталистического развития стран Восто­ка. Литература, посвященная сравнению этих процессов в России и в других странах исчерпывается блестящими очерками И.Ф.Гиндина (Проблемы «модернизации» и индустриализации и их видоизменение с XVI по XX века М., 1970) и Н.МДружинина (Особенности генезиса капитализма в России в сравнении со странами Западной Европы и США // Новая и новейшая исто­рия. 1972. № 4). Кроме того опубликованы материалы коллоквиу­ма историков СССР—ФРГ и двух коллоквиумов историков СССР—ГДР, посвященных сравнительному изучению капитализ­ма в Германии и России: Deutschland and in Zeitalter des Kapital-ismus: 1861—1914. Wiesbaden, 1977; Производительные силы и мо­нополитический капитал в России и Германии в конце XIX — на­чале XX века. М., 1986; Крупные аграрии и промышленная бур­жуазия России и Германии в конце XIX — начале XX века. М., 1988.

2 Berend I., Ranki G. Kozer-Kelet-Europa gazdasagi fejiodese a XIX— XX szazadban (Экономическое развитие Восточно-Центральной Европы в XIX—XX вв.). Budapest, 1969; Беренд И., Ранки Д. К вопросу промышленной революции в Восточной и Юго-Вос­точной Европе // Studia Historica Academiae Scientiarum Hungari-cae. 1970; № 62; Они же. Economic development in East-Central Europe in the 19-th and 20-th centuries. N.Y.; L., 1974; Они же. Gazdasagi elmaradottsag, kiutak es kudarcok a XIX. szazadi Europaban: Az europai peiferia az ipari forradalom koraban. (Экономическая от­сталость, успехи и неудачи в выходе из нее в Европе XIX века: Периферия Европы в эпоху промышленной революции). Budapest, 1979; Underdevelopment in Europe in the context of East-West rela­tions in the 19th cetury // Studia Historica Academiae Scientiarum Hungaricae. Они же. № 158. 1980; The Europian periphery and in­dustrialization 1780-1914. L.; N.Y., 1982.

3 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 3. С. 400.

4 Об этом см.: Bairoch P. Revolution industruelle et sousdeveloppement. 4-me ed. P.; La Haye, 1974.

5 McKay J.P. Pioneers for profit: Foreign entrepreneurship and russian industrialization 1885—1913. Chicago; L., 1970.

6 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 3. С. 7, 601; см. также: Т. 4. С. 220,

7 Там же. Т. 5. С. 187.

8 См.: Там же. Т. 3. С. 14-16; Т. 16. С. 215-219, 424; Т. 17. С. 29­30, 125-130, 150-151; Т. 20. С. 168-169; Т. 24. С. 6-7; Т. 47. С. 226-227.

9 Там же. Т. 25. С. 268.

ю Там же. Т. 25. С. 258, 268-269.

46

и Там же. Т. 27. С. 260-261; Т. 30. С. 88; см. также: Т. 25. С. 269; Т. 30. С. 351-356.

12 Там же. Т. 28. С. 700. Подробный анализ истории разработки В.И.Лениным классификации стран мира в связи с изучением им итоговой картины «всемирного капиталистического хозяйства в его международных взаимоотношениях» см.: там же. Т. 27. С. 303; см.: Бовыкин В.И. О некоторых вопросах изучения иностранного капитала в России // Об особенностях империализма в России. М., 1963. С. 250-268.

13 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 28. С. 700.

14 Там же. Т. 30. С. 355.

15 Об одном из таких случаев, относящемся к Турции, речь уже шла. Другой касался «западно-европейских мелких стран». В той же тетради среди выписок из труда О.Гюбнера находится еще одна составленная В.И.Лениным таблица, где в группу стран, пережив­ших «эпоху национальных и демократических движений» до 1871 г., включена вся западная Европа (Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 28. С. 687). Затем, видимо, учитывая финансовую несамо­стоятельность «западно-европейских мелких стран», В.И.Ленин включил их во вторую группу. Явно у него не было ясности от­носительно группировки стран Латинской Америки.

16 См.: Rostow W.W. The stages of economic growth: A non-communist manifesto. Cambridge (Mass.), 1960.

17 См.: Black C.E. The dinamics of modernisation: A stady in comparative history. N.Y., 1966.

18 См.: Gerschenkron A. Economic backwardness in historical perspective: A book of essays. Cambridge (Mass.), 1962.

19 Авторы упомянутых теорий, особенно АГершенкрон и С.Блэк, тоже уделяли России довольно много внимания.

20 См., например: Cameron R. Banking in the early stages of industri­alization. N.Y., 1967; Henderson W.O. The industrial revolution on the continant: Germany, France, Russia 1800—1914. L., 1961; Black C.E. (ed.). The modernization of Japan and Russia. A comparative study. N.Y.; L., 1975; Millward AS., Saul S.B. The development of the economies of continental Europe 1850—1914. L., 1977.

21 Сталин И.В. Вопросы ленинизма. 10-е изд. М., 1934. С. 5 (Об ос­новах ленинизма, 1924 г.).

22 См.: Бовыкин В.И. О некоторых вопросах изучения иностранного капитала в России // Об особенностях империализма в России. М., 1963.

23 См.: Сидоров АЛ. В.ИЛенин о русском военно-феодальном им­периализме: (О содержании термина «военно-феодальный импе­риализм») // Там же.

24 Подробнее см. об этом: Бовыкин В.И. Проблемы перестройки исто­рической науки и вопрос о «новом направлении» в изучении соци­ально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социа­листической революции // История СССР. 1988. № 5. С. 83-89.

47

25 Минц И.И. История Великого Октября: В 3-х томах. Т. 1. М., 1967. С. 41.; История СССР с древнейших времен до наших дней. Первая серия. В 6-ти томах. Т. 6. С. 331. М., 1968. Глава «Соци­ально-экономическое развитие России в начале XX в.» (авторы: Анфимов А.М., Волобуев П.В., Гиндин И.Ф.).

26 См., например: Генеральная репетиция Великого Октября: Первая буржуазно-демократическая революция в России. М., 1985. С. 12; Волобуев П.В. Выбор путей общественного развития: теория, ис­тория и современность. М., 1987. С. 146.

27 См. об этом: Бовыкин В.И. Проблемы перестройки исторической науки и вопрос о «новом направлении» в изучении социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалисти­ческой революции // История СССР. 1988. № 5. С. 82-83.

28 Россия 1987 год: Выбор исторического пути. М., 1989. С 75.

29 Ленинский сборник. X. С. 425.

30 Funken К. Okonomischen Vorausetzungen der Oktoberrevolution. Zur Entwicklung des Kapitalismus in Russland. Zurich, Frankfurt a. M., 1976.

31 Попытка такого рода применительно к России была предпринята лишь недавно молодым исследователем И.И.Долуцким. См. его статью в сб.: Реформы второй половины XVII—XX вв.: подготов­ка, проведение, результат. (М., 1989).

32 Funken К. Op. cit. Р. 322-323.

33 Ibidem. Р. 323.

34 Gregory P.R. Ruian national income, 1885—1913. Cambridge; L.; N.Y., 1982. P. 166; Ratner S., Soltow J.H., Sylla R. The evolution of the american economy. N.Y., 1979. P. 276; Levy-Leboyer M., Bour-guignon F. L'economie frangaise au XIX siecle. P., 1985. P. 320; Ber-end I., Ranki G. The europian periphery and industrialization 1780— 1914. Cambridge; L.; N.Y., 1982. P. 159.

35 Funken K. Op. cit. P. 323, 324.

36 См.: Международное рабочее движение: В 7-ми томах. Т. 3. М., 1978; Kaimson Z.H., Tilly Ch. (ed.). Strikes, wars, and revolutions in an international perspective: Strie waves in the late nineteenth and early twentieth centuries. Cambridge, N.Y., 1989.

37 Funken K. Op. cit. P. 324-326.

38 Минц И.И. О перестройке в изучении Великого Октября // Во­просы истории. 1987. № 4. С. 4—5.

39 См.: Gerschenkron A. The rate of industrial growth in Russia since 1885 // The Journal of Economic History. 1957. Vol. 7. P. 144-174.

40 Goldsmith. R.W. The econorrii growth of tsarist Russia 1860—1913 // Economic Development and Cultural Change. 1961. № 3. P. 441—475.

41 Gregory P.R. Russian industrialisation and economic growth: Results and perspectives of western research // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. 1977. Bd. 25. H. 2. S. 203.

42 Milward A.S., Saul S.B. The development of the economics of conti­nental Europe 1850-1914. L., 1977. P. 424.

48

43 Kahan A. Capital formation during the period of early idusttialization in Russia, 1890—1813 // The Cambridge economic history of Europe. Vol. 2, Part 2. Cambridge; L.; N.Y., 1978. P. 289.

44 Ibidem. P. 265.

45 См.; Blackwell W.L. The Beginings of russian industrialization 1800— 1860. N.Y.

46 Blackwell W.L. The idustrialization of Russia: An historical perspective. N.Y., 1970. P. 198.

47 Falkus M.E. The idustrialization of Russia, 1700-1914. L., 1972. P. 82.

48 Ibidem. P. 12.

49 Falkus M.E. Russia's national income, 1913: A revaluation // Economica. New Series. 1968. Vol. 35. №137. P. 58-59.

50 Блестящий критический анализ этих критериев был, в частности, дан С.Кузнецом. См.: Kuznetz S. Notes on the take-off // Rostow W.W. (ed.). The economics of take-off into sustained growth. L., 1963.

51 Gregory P. Economic growth and structural change in tsarist Russia: A case of modern economic growth? // Soviet studies. 1972. № 3. P. 432-438.

52 Milward AS., Saul S.B. Op. cit. P. 333.

53 Crisp O. Labour and idustrialization in Russia // The Cambridge eco­nomic hitory of Europa. Vol. 7, Part 2. Cambridge; L.; N.Y., 1978. P. 308.

54 Haumann H. Kapitalismus im zaristischen Staat 1906—1917: Organisa-tionsformen, Machtverhaltnisse und Liestungsbilanz in Industrial-isierungsprozess. Konigstein, 1980.

55 Haumann H. Op. cit. S. 69.

56 Ibidem. S. 71.

57 Gregory P.R. Russian national income, 1885—1913. Cambridge; L.; N.Y., 1982. P. 192—194. Нумерация выводов П.Грегори мной не­сколько изменена, поскольку здесь приведена лишь часть из них.

58 Gatrell P. The tsarist economy 1850—1917. L., 1986. P. 231.

59 Тарновский K.H. О социологическом изучении капиталистическо­го способа производства // Вопросы истории. 1964. № 1.

60 См., в частности: Особенности аграрного строя России в период империализма. М., 1962; Об особенностях империализма в Рос­сии. М., 1963.

61 Тарновский К.Н. Указ. соч. С. 132.

62 Тарновский К.Н. Проблема взаимодействия социально-экономи­ческих укладов империалистической России на современном этапе развития советской исторической науки // Вопросы исто­рии капиталистической России: Проблема многоукладности. Свердловск, 1972. С. 27.

63 Гиндин И.Ф. Концепция капиталистической индустриализации России в работах Теодора фон Лауэ // История СССР. 1971. № 4. С. 227, 229.

64 Там же. С. 229-230.

49

65 Там же. С. 227-228.

66 Bovikin V.I. Oroszorszag ipari fejlodesenek tarssdalmi-gazdasagi problemai (Общественно-экономические проблемы промышленно­го развития в России) // Tortenelmi Szemle. Budapest, 1973. № 1— 2. P. 31; Bovikin V.I. Probleme der industriellen Entwicklung Russlands // Wirtschaft und Gesellschaft im vorrevolutionaren Russland. Koln, 1975. S. 189.

67 См.: Растянников В.Г. Аграрная революция в многоукладном об­ществе. М., 1973. С. 139—140; Развивающиеся страны: закономер­ности, тенденции, перспективы. М., 1974. С. 320—321; Меликсе-тов АВ. Социальная политика Гоминьдана, 1927—1949 гг. М., 1977. С. 24, 26 и др.

68 Эволюция восточных обществ: синтез традиционного и современ­ного. М., 1984.

69 См.: Пантин И.К., Плимак Е.Г., Хорос ВТ. Революционная тра­диция в России 1783—1883 гг. М., 1986; Долуцкий И.И. Россия в начале XX века: общее и особенное // Реформы второй половины XVII—XX вв.: подготовка, проведение, результаты. М., 1989.

70 Долуцкий И.И. Указ. соч. С. 83.

71 Там же. С. 84.

72 Там же. С. 85-86.

73 Имеется в виду книга Волобуева П.В. Выбор путей общественного развития: теория, история, современность. М., 1987.

74 Долуцкий И.И. Указ. соч. С. 86-87.

75 Там же. С. 87.

76 Там же. С. 87-89.

77 Berend I., Ranki G. Underdevelopment in Europe the context of East-West relations in the 19th century. P. 25—26; Idem. The european pe­riphery and industrialization 1780—1914.

78 Ковальченко И.Д., Бородкин Л.И. Аграрная типология губерний Европейской России на рубеже XIX—XX веков: (Опыт многомер­ного количественного анализа) // История СССР. 1979. № 1. С. 59—95; Ковальченко И.Д., Бородкин Л.И. Промышленная ти­пология губерний Европейской России на рубеже XIX—XX веков: (Опыт многомерного количественного анализа по данным про­мышленной переписи 1900 г.) // Математические методы в соци­ально-экономических и археологических исследованиях. М., 1981. С. 102—128; Ковальченко И.Д., Бородкин Л.И. Вероятная много­мерная классификация в исторических исследованиях: (По дан­ным об аграрной структуре губерний Европейской России на ру­беже XIX—XX вв.) // Математические методы и ЭВМ в истори­ческих исследованиях. М., 1985. С. 6—30.

79 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 3. С. 501-502.

80 Gregory P.R. Russian national income, 1885—1913. Cambridge, L., N.Y., 1982. P. 133.

81 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 3. С. 252-263, 278-283.

50

82 Выходившее под разными названиями издание ежегодных сведе­ний о внешней торговле России охватывает период с 1802 по 1915 г. (за исключением 1808—1811 гг.). С 1870 г. оно называлось «Обзор внешней торговли России по европейским и азиатским границам». Сведения за XIX в. систематизированы в изданном под редакцией В.И.Покровского «Сборнике сведений по истории и статистике внешней торговли России» (СПб., 1902). Происхож­дение этих сведений и их информативные возможности исследо­ваны Е.В.Дворецким. См.: Массовые источники по социально-экономической истории России периода капитализма. М., 1979. Гл. 10. Специальные исследования по истории внешней торговли России, см.: Лященко П.И. Зерновое хозяйство и хлеботорговые отношения России и Германии в связи с таможенным обложени­ем. Пг., 1915; Покровский С.А. Внешняя торговля и внешняя торговая политика России. М., 1947; Китанина Т.М. Хлебная тор­говля России в 1875—1914 гг. Л., 1978; и др.

83 Показатели отношения производства и экспорта, а также потреб­ления и импорта в России, см.: Ден В.Э. Положение России в ми­ровом хозяйстве. Пг., 1922; Горфинкель Е.С. СССР в системе ми­рового хозяйства. М., 1929; и др.

84 См.: Гиндин И.Ф. Русские коммерческие банки. М. 1948. С. 394, 444—445; Бовыкин В.И. К вопросу о роли иностранного капитала в России // Вестник Московского университета. Серия 9: Исто­рия. 1964. М> 1. С. 65.

85 Это не значит, что все эти средства были использованы действи­тельно производительно: немалая часть их была разворована под­рядчиками и поставщиками, пошла на взятки должностным лицам и т.п.

86 На это указывают все имеющиеся расчеты платежного баланса России, несмотря на различную методику их исчисления.

87 Gregory P.R. Russian national income, 1885—1913. P. 97—98.

88 См. об этом: Соловьев Ю.Б. Франко-русский союз в его финан­совом аспекте (1895—1900 гг.) // Французский ежегодник, 1961. М., 1962. С. 162—205; Ананьич Б.В. Россия и международный ка­питал 1897—1914: Очерки истории финансовых отношений. Л., 1970. С. 9-49.

89 Ванаг Н.Н. Финансовый капитал в России накануне мировой войны. М., 1925. С. 25.

90 См.: Тарновский К.Н. Советская историография российского им­периализма. М., 1964. С. 11—70; Бовыкин В.И. Зарождение фи­нансового капитала в России. М., 1967. С. 8—22.

91 См. об этом: Бовыкин В.И. О некоторых вопросах изучения ино­странного капитала в России // Об особенностях империализма в России. М„ 1963. С. 274-311.

92 См.: Сидоров А.Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны (1914—1917). М., 1970; Ананьич Б.В. Указ. соч.; см. также: Соловьев Ю.Б. Франко-русский союз в его финансо­вом аспекте (1895—1900 гг.) // Французский ежегодник. 1961. М.,

51

1962; Ананьич Б.В., Лебедев С.К. Участие банков в выпуске об­лигаций российских железнодорожных обществ (1860—1914 гг.) // Монополии и экономическая политика царизма в конце XIX — начале XX века Л., 1987.

См.: Бовыкин В.И. Банки военной промышленности России на­кануне первой мировой войны // Исторические записки. 1969. Т. 64; Он же. Из истории взаимоотношений банков с промыш­ленностью накануне первой мировой войны // Материалы по ис­тории СССР. М., 1959. Т. 6. Документы по истории монополис­тического капитализма в России. Он же. Зарождение финансового капитала в России; Он же. Российская нефть и Ротшильды // Во­просы истории. 1978. № 4; Он же. Формирование финансового капитала в России. М., 1984; Гиндин И.Ф., Тарновский К.Н. Ис­тория монополии Вогау (торгового дома «Вогау и К0») // Мате­риалы по истории СССР. Т. 6; Крузе Э.Э. Табачный и ниточный тресты: (Из истории монополий в обрабатывающей промышлен­ности) // Из истории империализма в России. М.; Л., 1969; Со­ловьева А.М. Роль банковского капитала в железнодорожном строительстве России накануне первой мировой войны // Мате­риалы по истории СССР. Т. 6; Фурсенко А.А. Из истории русско-американских отношений на рубеже XIX—XX вв. // Из истории империализма в России; Он же. Парижские Ротшильды и русская нефть // Вопросы истории. 1952. № 2; Он же. Нефтяные тресты и мировая политика: 1890-е годы — 1918 г. М.; Л., 1965; Фурсен­ко А.А., Шепелев Л.Е. Нефтяные монополии России и их участие в борьбе за раздел мирового рынка в 90-х годах XIX века // Ма­териалы по истории СССР. Т. 6; Шацилло К.Ф. Формирование финансового капитала в судостроительной промышленности Юга России // Из истории империализма в России; Он же. Иностран­ный капитал и военно-морские программы России накануне пер­вой мировой войны // Исторические записки. 1961. Т. 69; Геф-тер М.Я., Шепелев Л.Е. О проникновении английского капитала в нефтяную промышленность России (1898—1902 гг.) // Истори­ческий архив. 1960. № 6; Нетесин Ю.Н. Из истории проникнове­ния германского капитала в экономику России // Известия АН Латвийской ССР. 1960. № 4; Фридман Ц.Л. Иностранный капитал в дореволюционном Казахстане. Алма-Ата, 1960; Каспарова И.Г. Меднорудная промышленность дореволюционной Армении и иностранный капитал. Ереван, 1961; Монополистический капитал в нефтяной промышленности России 1883—1914; Документы и материалы. М.; Л., 1961; Овсянникова Н.Д. Проникновение ино­странного капитала в золотопромышленность Восточной Сибири во второй половине XIX — начале XX вв. // Труды Иркутского университета. Серия История. 1961. Т. 29. Вып. 2; Вяткин М.Ф. Платино-промышленная компания // Монополии и иностранный капитал в России. М.; Л., 1962; Он же. Горнозаводской Урал в 1900—1917 гг. М.; Л., 1965; Дякин B.C. Из истории проникнове­ния иностранных капиталов в электропромышленность России («Большой русский синдикат 1899 г.») // Монополии и иностран­ный капитал в России; Он же. Иностранные капиталы в русской

52

электроэнергетической промышленности в 1890—1900-х годах // Об особенностях империализма в России. М., 1963. Он же. Фи­нансово-капиталистические группировки в электроиндустрии и электрическом транспорте России в период предвоенного про­мышленного подъема и мировой войны // Исторические записки. 1965. Т. 75; Он же. Германские капиталы в России: электроинду­стрия и электрический транспорт. Л., 1971; Колосов Л.Н. Очерки истории промышленности и революционной борьбы рабочих Грозного против царизма и монополии (1893—1917). Грозный, 1962; Наролова В.А. Монополистические тенденции в нефтяной промышленности в 90-х годах XIX в. и проблема транспортировки нефтяных грузов // Монополии и иностранный капитал в России; Она же. Начало монополизации бакинской нефтяной промыш­ленности // Очерки по истории экономики и классовых отноше­ний в России конца XIX — начала XX в. М.; Л., 1964; Она же. Начало монополизации бакинской нефтяной промышленности // Очерки по истории экономики и классовых отношений в России конца XIX — начала XX в. М., Л., 1964; Она же. Начало моно­полизации нефтяной промышленности России: 1880—1890-е годы. Л., 1974; Потопов СИ. Начало монополизации грозненской неф­тяной промышленности (1893—1903 гг.) // Монополии и ино­странный капитал в России; Соловьев Ю.Б, Петербургский фи­нансовый капитал в годы первого промышленного подъема в Рос­сии (образование и деятельность «Генерального общества для раз­вития промышленности России») // Там же; Он же. Петербург­ский международный банк и французский финансовый капитал накануне кризиса 1900—1903 гг. // Очерки по истории экономики и классовых отношений в России конца XIX — начала XX в.; Он же. Русские банки и французский капитал в конце XIX века // Французский ежегодник, 1974. М., 1976; Лукин А.А. Проникнове­ние английского капитала в горное дело Сибири (1900—1914 гг.) // Экономическое и общественно-политическое развитие Сибири в 1961—1917 гг. Новосибирск, 1965; Он же. Американская монопо­лия «Интернешнел Харвестер К0» в Сибири // Из истории Сиби­ри. Выпуск 3. Томск, 1971; Садык-Заде P.M. Из истории проник­новения английского капитала в нефтяную промышленность Азербайджана (1896—1902 гг.) // Известия АН Азербайджанской ССР. 1965. № 4; Дьяконова И.А. За кулисами нобелевской моно­полии // Вопросы истории. 1975. № 9; Она же. Нобелевская кор­порация в России. М., 1980; Она же. Э.Нобель и дизелестроение в России // Монополии и экономическая политика царизма в конце XIX — начале XX в. Л., 1987; Лачаева М.Ю. Из истории проникновения иностранного капитала в цветную металлургию Урала и Сибири начала XX в. // Вестник МГУ. Серия 8. История. 1975. N9 8; История. 1975. № 3; Она же. Английский капитал в меднорудной промышленности Урала и Сибири в начале XX в // Исторические записки 1982. Т. 108; Она же. К вопросу о внеш­неэкономических связях России и Англии в конце XIX — начале XX в. // Монополистический капитализм в России. М., 1989; Аб­рамова Н.Г. Иностранные акционерные общества в России в

53

1905-1914 гг. // Вестник МГУ Серия 8; История. 1980. Она же. Из истории иностранных акционерных обществ в России (1905— 1914 гг.) // 1982. № 3; Напиташвили Н.Л. Германский капитал в Закавказье; Деятельность фирмы «Сименс и Гальске» 1860—1917. Тбилиси, 1982; Разумов О.Н. Об оценке иностранных капиталов­ложений в горной промышленности Сибири периода империализ­ма (Из историографии проблемы) // Известия СО АН СССР. Серия общественных наук. 1982. № 6; Он же. Экономические ин­тересы и планы иностранного капитала в Сибири накануне Ок­тябрьской революции // Проблемы истории революционного дви­жения и борьбы за власть Советов в Сибири (1905—1920 гг.). Томск, 1962; Он же. Позиции и цели иностранного капитала в горной промышленности Сибири накануне Октябрьской револю­ции // Вопросы истории общественно-политической жизни Сибири периода Октября и гражданской войны. Томск, 1982; Он же. Ино­странные акционерные общества в горной промышленности Сибири периода империализма // Вопросы истории дореволюционной Си­бири. Томск, 1983; Он же. Акционерное учредительство в горной промышленности Сибири в период империализма // Вопросы соци­ально-экономического развития Сибири в период капитализма. Бар­наул, 1984; Шарохина М.П. Финансовые и структурные связи «Ком­пании Зингер» с российским и иностранным капиталом // Самодер­жавие и крупный капитал в России в конце XIX — начале XX века. М., 1982; Вексельман М.И. Российский монополистический и ино­странный капитал в Средней Азии (конец XIX — начало XX в.). Ташкент, 1987; Лебедев С. К. Петербургский Международный коммерческий банк в консорциумах по выпуску частных железно­дорожных займов 1880-х — начала 1980-х гг. // Самодержавие и крупный капитал в России в конце XIX — начале XX в.; и др.

Crisp О, Some problems of french investment in russian joint-stock companies // Slavonic and East Europian Review. 1956; Idem. French investment in russian joint-stock companies, 1894—1914 // Business Hitory. Liverpool, 1960. № 2; Idem. Studies in the russuan economy before 1914. L., 1976; Idem. Russian public funds in France, 1888— 1914 // Levy-Leboyer M. La position international de la France: As­pects economiques et financiers XIX-е siecles. P., 1977; Бувье Д. Уч­реждение отделения Лионского кредита в царской России и пре-дистории «русских займов» // Французский ежегодник. М., 1962; Gille В. Capitaux frangais et petroles russes // Revue d'histoire des en-treprises. 1963. № 12; Silly J.B. Capitaux frangais et siderurgie russe // Revue d'histoire de Is siderurgie. 1965. № 6; Westwood J.N. John Hughes and russian metallurge // Economic History Reviw. 1965. Vol. 17; Girault R. Finances internationales (a propos des usines Poutiloff) // Revue d'histoire moderne et contemporaine. 1966. № 13; Idem. Les placements francais en Russie: Un example a la fin du XIX-е siecle // Revue economique. 1972. № 5; Idem. Emprunts russes et investisse-ments frangais en Russie. 1887—1914. P., 1973; Idem. Investissements et plassements francais en Russie. 1880—1914 // Levy-Leboyer M. (ed.) Op. cit.; Pustila Zb. Poczatki kapitalu monopolistycznego w prze-mysle   hutniczo-metalowym   Krolestwa   Polskiego   (1882— 1900).

54

Warszawa, 1968; Mai J. Das deutsche Kapital in Russland. 1850—1894. В., 1970 // Idem. Deutscher Kapitalexport nach Russland 1898 bis 1907 // Russisch-Deutsche Beziehungen von der Kiever Rus' bis zur Oktoberrevolution. В., 1976; McKay J.P. Pioneers for profit; foreign entrepreneutship and russian industrialization 1885—1913. Chicago; L., 1970; Idem. Foriegn businesmen, the tsarist goverment and the Briansk company // Journal of European Economic History. 1981. № 2; Idem. The House of Rothschild (Paris) as a multinational industrial enter­prise: 1875—1914 // Multinational enterprise in historical perspective. Cambridge; L.; N.Y., 1986; Bonwetsch B. Kriegsallianz und Wirt-schaftsinteressen: Russland in den Wirtschaftsplanen Englands und Frankreichs 1914-1917. Dusseldorf, 1973; Idem. Das auslandische Kapital in Russland // Jahrbucher fiir Geschichte Ost Europas. 1974. Bd. 22; Idem. Handelspolitik und Industrialisierung: Zur aussenwirt-schaftlichen Abhangigkeit Russlands 1890—1914 // Geyer (Hrsg.). Wirtschaft und Gesellschaft im vorrevolitionaren Russland. Koln, 1975; Kirchner W. The industrialization of Russia and the Siemens Firm 1853-1890 // Jahrbucher fur Geschichte Ost Europas. 1974. Band 22; Idem. Russian entrepreneurship and the «russification» of foreign en­terprise // Zeitschrift fur Unternehmensgeschichte. 1981. H. 2; Idem. Siemens and AEG and the electrification of Russia, 1890—1914 // Jahrbucher fur Geschichte Ost Europa. 1982. Bd 30; Idem. Die Deut­sche Industrie und die Industrialisierung Russlands 1815—1914. St. Katharinen, 1986; Carstensen F.V. Number andreality: a ctitique of foreign investment estimates in tsarist Russia // Levy-Leboyer M. (ed.) Op. cit.; Idem. American enterprise in foreign markets: Studies of Singer and International Harvester in Imperial Russia. Chapel Hill; L., 1984; Quested R. The Russo-Chinese bank. Birmingham, 1977; Falkus M. Aspects of Foreign investment in Tsarist Russia // Journal of Eoropean Economic History. 1979. № 1; Gregory P.R. The Russian balance of payments, the gold standard, and monetary policy: a historical example of foreign capital movements // Journal of Economic History. 1979. № 2; Lemke H. Die Zusammenarbeit der Petersburger Internationalen Handelsbank mit Mendelssohn und C°. bei der Emission russischer Eisenbahnanleihen in Deutschland End des 19 Jh. // Jahrbuch fur Geschichte der Sozialistischen Lander Europas. 1983. Bd. 27; Idem. Verbindungen der Petersburger Internationalen Handelsbank zu deut-schen Banken End des 19. Jh // Ibid. 1984. Bd. 28; Idem. Finanztran-saktionen und Aussenpolitik: Deutsche Banken und Russland im Jahrzehnt vor dem ersten Weltkrieg. В., 1985; Thomas L. Das Handel-shaus Kunst und Alberts im Russischen Fernen Osten bis 1917: Zum Problem des deutschen Kapitals in Russland // Jahrbuch fur Geschichte der Sozialistischen Lander Europas. 1984. Bd. 28; Idem. Rivalitaten deutscher und Russischer Schiffahrtsgesellschaften im Transatlantikgeschaft: Politische und okonomische Hintergriinde // Ibid. 1984. Bd. 29; Rauber U. Schweizer Industrie in Russland: Ein Beitrag zur Geschichte der industrielen Emigration, des Kapitalexportes und des Handels der Schweiz mit dem Zarenreich (1760—1917). Zurich, 1985.

55

95 В это число оказались включены губернии Царства Польского, но не вошли Астраханская, Виленская, Гродненская, Казанская, Ко­стромская, Симбирская, Минская, Полтавская, Смоленская.

96 ЦГИА СССР. Ф. 560. Оп. 26. Д. 218. Л. 107.

97 McKay J. P. Pioneers for profit. P. 182-200.

98 См.: Шухардин СВ. Использование новой техники в России (конец XVIII — начало XX в.). М., 1971; L'aquisition des techniques par les pays non-initiateurs. P., 1973; Очерки истории техники в России (1861—1917): Горное дело, металлургия... М., 1975; Очерки истории техники в России (1861—1917): Транспорт, авиация... М., 1975.

99 Об этом см.: Diakonova LA. Quelques aspects de 1'industrie petroliere en Russie prerevolutionnaire // Acta historiae rerum naturalium nec non technicarum. Special Issue 8. Symposium JCOHTEC: Technology and siciety (Kaluga, 1976). Prague, 1976; Дьяконова И.А. Тенденции развития топливной промышленности предреволюционной Рос­сии в свете ленинского анализа // Монополистический капита­лизм в России. М., 1989.

100 См.: Гумилевский Л. Рудольф Дизель. М., 1935; Дьяконова И.А. Э.Нобель и дизелестроение в России // Монополии и экономи­ческая политика царизма в конце XIX — начале XX века. Л., 1987.

101 Очерки истории техники в России (1861—1917): Транспорт, авиа­ция... М., 1975. С. 25-32.

102 См.: ЦГИАМ. Ф. 318. On. 1. Д. 105, 135, 210, 211, 266, 276, 342, 379, 485, 511, 1248, 1301.

103 Ефремцев Г.П. История Коломенского завода: 1863—1983 гг. М., 1984. С 69-71.

104 Очерки истории техники в России...

105 Международные отношения в эпоху империализма. Серия 3. Т. 2. М.; Л., 1933. С. 168.

106 Там же. С 277.

107 При этом, как правило, не приводятся слова, следующие далее: «...Россия поэтому могла и должна была явить некоторые своеоб­разия, лежащие, конечно, по общей линии мирового развития, но отличающие ее революцию от всех предыдущих западно-европей­ских стран и вносящие некоторые частичные новшества при пере­ходе к странам восточным» (Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С 379).

Глава II

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ПОДЪЕМ В РОССИИ НАКАНУНЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

(1909-1913)

Развитие народного хозяйства в 1909—1913 гг.

Динамика роста промышленного производства

1.

1908—1909 годы послужили переломным моментом в затянув­шемся выходе России из экономического кризиса 1899—1903 годов. После кратковременного спада, наблюдавшегося в 1908 г., хозяйственная конъюктура пошла на подъем. Если к концу 1909 г. в этом кто-то еще сомневался, то 1910 г. такие сомнения полнос­тью развеял. Россия вступила в полосу бурного экономического роста.

Представление о нем дают данные, приведенные в таблицах 3—7. Они характеризуют динамику ключевых отраслей российско­го народного хозяйства в 1909—1913 годах. Предвоенный эконо­мический подъем подвел Россию к зениту ее капиталистического развития. Народно-хозяйственные показатели 1913 г. стали долгие годы точкой отсчета успехов социалистического строительства в нашей стране.

По темпам промышленного роста этот подъем почти не усту­пал подъему 90-х годов: среднегодовой процент прироста стоимос­ти продукции фабрично-заводской промышленности в 1909— 1913 гг. составлял 10,1% против 10,3% в 1894—1899 годах. Следует, однако, иметь в виду, что абсолютный размер среднегодового при­роста стоимости промышленной продукции в предвоенное пяти­летие в 2,3 раза превосходил соответствующий показатель за 1894-1899 годы.

Но не только возросшие масштабы российской промышлен­ности отличали ее новый подъем. Этот подъем происходил на со­всем ином, чем в 90-е годы, фоне развития народного хозяйства страны и всего мира. В последней четверти XIX в. в мире усилил­ся аграрный кризис. И хотя с середины 90-х годов конъюнктура на мировом хлебном рынке стала улучшаться, опутанное крепост-ничесткими пережитками российское сельское хозяйство оказа­лось не в состоянии этим воспользоваться: экспорт хлеба не толь­ко не возрос, но даже имел тенденцию к понижению. Зато в пред­

57

военные годы возможности для увеличения экспорта сельскохо­зяйственной продукции, обеспечивавшиеся ростом цен на нее на мировом рынке, не были упущены. Меры царизма, осуществлен­ные под воздействием революции 1905 г., - отмена выкупных пла­тежей и аграрная реформа — в определенной мере способствовали капиталистическому развитию российской деревни. Рост сельско­хозяйственного производства в России, сопровождавшийся увели­чением экспорта хлеба, яиц, масла, создавал более благоприятные условия для нового промышленного подъема.

Сдвиги, происшедшие в начале XX в. в направлениях между­народного движения капитала, а также активизация внутренних накоплений, обусловленная ростом сельскохозяйственного произ­водства, неизбежно влекли за собой изменения в соотношении иностранных и отечественных инвестиций в финансировании про­мышленного подъема. Свой отпечаток должно было наложить на него и участие России в развернувшейся в предвоенные годы меж­дународной гонке вооружений.

Новый промышленный подъем в отличие от подъема 90-х годов XIX века происходит в условиях, когда крупнокапиталисти­ческие формы производства заняли господствующие позиции в российской промышленности и вполне сложилась ее отраслевая и региональная структура, когда в основном сформировалась сис­тема коммуникаций, отвечавшая назревшим потребностям терри­ториального разделения труда, взаимодействия аграрных и инду­стриальных районов, внутренней и внешней торговли. Все это оп­ределило важнейшие черты и особенности экономического подъ­ема 1909-1913 годов.

*  *  *

Прежде чем обратиться к упомянутым выше динамическим по­казателям, характеризующим развитие отдельных отраслей россий­ской экономики в 1909—1913 гг., рассмотрим содержащиеся в табл. 1—2 данные о структуре народного богатства России на 1 ян­варя 1914 г. и роли его важнейших компонентов в создании на­родного дохода. Это послужит своего рода системой координат для последующего анализа разноплановых динамических показателей и позволит увидеть в них проявления единого процесса.

В табл. 1 использованы результаты исчислений АЛ.Вайнштей-на1. Не претендуя на особую точность, они хорошо обоснованы и потому послужили базой для некоторых последующих расчетов, в частности, для произведенного П.Грегори расчета динамических показателей чистого национального продукта, которые нам очень пригодятся в дальнейшем. Табл. 1 содержит данные о стоимости различных категорий имущества, составляющих народное богатст­во, и ее приросте за 1913 г., а также за трехлетие 1911—1913 гг. (по основным позициям), что позволяет установить, увеличива­лись или уменьшались темпы прироста.

58

Совершенно очевиден высокий удельный вес сельского хозяй­ства в народном богатстве. Доля сельскохозяйственных производ­ственных фондов составляла свыше четвертой его части, в то время как доля промышленных фондов - менее десятой. Одна­ко последние показали наиболее высокий процент прироста за 1913 г. среди отраслей народного хозяйства. Причем по своему абсолютному размеру прирост промышленных фондов значи­тельно превышал прирост производственных фондов сельского хозяйства.

Таблица 1.

Структура народного богатства России

 

Составные части народного богатства Народное богатство на 1 января 1914 г. Его прирост   

за 1911— 1913 гг. в

среднем в году За 1913 г.   

млн руб. % млн руб. млн руб. %   

Сельское хозяйство, лесо­водство, рыболовство и охота 24043 34,8 974,0 725,6 3,1   

в том числе:   

а) непроизводственные фонды 5842 8,5 247,3 4А   

из них:   

жилые постройки 5755 8,3   

б) производственные фонды 18201 26,3 478,3 2,7   

из них:   

постройки 3396 4,9 147,0 4,5   

сооружения 562 0,8 22,2 4,1   

оборудование и мертвый инвентарь 2488 3,6 72,6 3,0   

живой инвентарь 7348 10,6 106,8 1,5   

насаждения 1040 1,5 22,2 2,2   

товары и запасы 3367 4,9 107,5 з,з;   

Промышленность, включая мелкую 6083 8,8 520,0 647,1 11,9   

в том числе;   

постройки и сооружения 2077 3,0 248,2 13,6   

оборудование и инвентарь 1805 2,6 176,4 10,8   

товары и запасы 2201 3,2 222,5 ' 11,3   

Транспорт и связь 7300 10,5 221,2 266,4 3,8  

59

 

Составные части народного богатства Народное богатство на 1 января 1914 г. Его прирост   

за 1911— 1913 гг. в

среднем в году За 1913 г.   

млн руб. % млн руб. млн руб. %   

в том числе:   

постройки и сооружения 4570 6,6 144,9 з,з   

оборудование и инвентарь 1887 2,7 57,4 3,1   

товары и запасы 843 1,2 64,1 8,2   

«Городские фонды» 11934 17,3 650,1 676,7 6,0   

в том числе:   

непроизводственные стро­ения 8016 11,6 622,0 654,8 6,8   

из них:   

жилые 7280 10,5 622,0 654,8 6,8   

общественные 736 м 622,0 654,8 6,8   

торговля (товары) 2325 3,4 622,0 654,8 6,8   

городское хозяйство 1593 2,3 28,1 21,9 1,4   

Государственное имущест­во (военное имущество, тюрьмы, казенные учреж­дения) 2942 4,3 210,1 311,7 11,9   

Имущество учреждений культа 1131 1,6 23,4 20,1 1,8   

Монета и драгоценные ме­таллы в обращении и за­пасах 2175 ЗД 53,4 66,9 3,2   

Индивидуальное потреби­тельское имущество 13585 19,6 679,2 6792,2 5,3   

в том числе:   

сельского населения 6602 9,5   

городского населения 6983 10,1   

Все народное богатство 69193 100,0 3331,4 3393,7 5,2  

Следует также отметить, что хотя жители городов составляли менее */5 населения страны, на их долю приходилось более */2 ин­дивидуального потребительского имущества. В городах было со­средоточено и более У2 стоимости жилого фонда.

Обращает на себя внимание большой удельный вес в народном богатстве — свыше 10% — стоимости средств транспорта и связи. Она превышала стоимость промышленных фондов. Но темпы роста последних были более чем в три раза выше.

60